Все замолчали, едва мы появились на пороге зала.
Дворецкий герцога де Морбана, выслушав тихое указание Мелисанды, объявил наши имена — оба. Так я лишилась даже покрова анонимности, став не просто безымянной служительницей Наамах, заключившей договор на Самую долгую ночь, а Федрой но Делоне, по доброй воле согласившейся надеть ошейник ради Мелисанды Шахризай.
Мы неспешно продвигались сквозь толпу, и за нашими спинами раздавались перешептывания. С каждым шагом я все больше ощущала свою наготу под слоем мерцающей прозрачной кисеи. Лица в масках из меха и перьев поворачивались нам вслед. Мелисанда грациозно скользила между гостями герцога, а я послушно семенила следом за ней.
И, к моему стыду, на глазах у сотен людей, ведомая в непристойном наряде на бархатном поводке, я чувствовала, как глубоко во мне просыпается желание доселе невиданной силы, словно волна, затопившая остров Ис, набирает мощь в океанской пучине.
— Ваша светлость.
Только Мелисанда умела сделать реверанс с видом королевы, принимающей дань. Высокий стройный мужчина в маске волка кивнул и оценивающе посмотрел на нее.
— О, нас почтил присутствием Дом Шахризаев, — сухо поприветствовал он. — И кого же ты привела, Мелисанда?
Она не ответила, лишь слегка улыбнулась, и тогда уже я присела в глубоком реверансе.
— Отрады вашей светлости в Самую долгую ночь, — пробормотала я.
Герцог приподнял мой подбородок и сквозь прорези маски заглянул в глаза.
— Неужели?! — воскликнул он, переводя взгляд с меня на Мелисанду и обратно. — Так это правда?
— Перед вами Федра но Делоне, — с легкой улыбкой представила меня Мелисанда. Ее губы алым луком изогнулись под скрывающей половину лица черной маской. — Разве вы не слышали, что в Городе Элуа появилась настоящая
ангуиссетта
, ваша светлость?
— Разве не опрометчиво верить слухам? — Не отрывая от меня пытливого взгляда, он взметнул искрящиеся складки моего наряда и скользнул рукой под юбки.
И я закричала от наслаждения и от стыда. Герцог де Морбан улыбнулся мне под маской — позабавленный волк. Мелисанда дернула за поводок и, пошатнувшись, я упала на колени. Нашитые на платье крохотные бриллианты впились в мою плоть.
— Герцог де Морбан не твой господин, — напомнила Мелисанда, запуская жесткие пальцы мне в волосы в полуласке-полуугрозе.
— Нет, миледи, — согласно выдохнула я. Ее прикосновение стало нежнее, и я бессознательно потянулась к ней, прижалась щекой к бархату юбки и вдохнула ее аромат, словно священное благовоние. Пальцы темной Леди пропутешествовали по моему горлу, и до меня словно издалека донесся мой всхлип.
— Как видите, ваша светлость, — промурлыкала Мелисанда, — стрела Кушиэля бьет без промаха.
— Что ж, берегитесь ее! — проворчал герцог, отворачиваясь.
Я почувствовала, как моя госпожа затряслась от почти беззвучного смеха, и мой взор заволокла красная пелена.
Не могу описать, что происходило дальше на том маскараде; впоследствии я старалась вспомнить подробности, поскольку Делоне довольно долго меня допрашивал, отказываясь верить, что мои способности к наблюдению впервые дали сбой, но тщетно. Ах, я словно погрузилась в лихорадочный сон. Благословенный Элуа мне свидетель, я пыталась обращать внимание на то, что происходило вокруг, пыталась слушать разговоры, но тонкий поводок, пристегнутый к моему ошейнику, наконец-то упразднил тот потаенный уголок разума, который наблюдал и анализировал события в интересах Анафиэля Делоне. Всем существом я чувствовала лишь руку Мелисанды на другом конце черного шнура. Усилием воли взывая к своему сознанию, я слышала только шум нараставшей внутри меня глубинной волны и понимала, что, когда она выплеснется на поверхность, я обречена.
Если вы спросите, что же я помню о том маскараде, мой ответ будет кратким: Мелисанду. Каждый ее смешок, каждую улыбку, каждое движение — все это передавалось мне по связующей нас бархатной пуповине, и я почти задыхалась от переполнявших меня чувств.
Там было представление, из которого я заметила только крик Глашатая Ночи, аплодисменты Мелисанды и ее улыбку. Ах, эта улыбка до сих пор иногда мне снится.
И слишком многие из таких снов приносят блаженство.
Как же хорошо, что Жослена там не было и он меня не видел.
Мы наконец ушли, когда гостей стало меньше. Я, спотыкаясь, брела перед Мелисандой, и, когда кучер помогал мне сесть в экипаж, я уже дрожала всем телом, как задетая струна арфы. Бархатный поводок натянулся: госпожа не выпустила его, забираясь внутрь.
— Иди сюда, — прошептала она, когда лошади тронулись, и в ее тоне по-прежнему не слышалось приказа, но моя привязь дернулась, и я, беспомощная и послушная, скользнула в ее объятия.