Редьярд Киплинг. Лучшие сказки

Удав лежал, растянувшись во всю длину на выступе скалы, нагретом солнцем, любуясь своей красивой новой кожей: последние десять дней он провел в уединении, меняя кожу, и теперь был во всем своем великолепии. Его большая тупоносая голова металась по земле, тридцатифутовое тело свивалось в причудливые узлы и фигуры, язык облизывал губы, предвкушая будущий обед.

— Он еще ничего не ел, — сказал Балу со вздохом облегчения, как только увидел красивый пестрый узор на его спине, коричневый с желтым. — Осторожно, Багира! Он плохо видит, после того как переменит кожу, и бросается сразу.

У Каа не было ядовитых зубов — он даже презирал ядовитых змей за их трусость, — вся его сила заключалась в хватке, и если он обвивал кого-нибудь своими огромными кольцами, то это был конец.

— Доброй охоты! — крикнул Балу, садясь на задние лапы. Как все змеи его породы, Каа был глуховат и не сразу расслышал окрик. Он свернулся кольцом и нагнул голову, на всякий случай приготовившись броситься.

— Доброй охоты всем нам! — ответил он. — Ого, Балу! Что ты здесь делаешь? Доброй охоты, Багира. Одному из нас не мешало бы пообедать. Нет ли поблизости вспугнутой дичи? Лани или хотя бы козленка? У меня внутри пусто, как в пересохшем колодце.

— Мы сейчас охотимся, — небрежно сказал Балу, зная, что Каа нельзя торопить: он слишком грузен.

— А можно мне пойти с вами? — спросил Каа. — Одним ударом больше или меньше, для вас это ничего не значит, Багира и Балу, а я… мне приходится целыми днями стеречь на лесных тропинках или полночи лазить по деревьям, ожидая, не попадется ли молодая обезьяна. Пс-с-шоу! Лес нынче уже не тот, что был в моей молодости. Одно гнилье да сухие сучья!

— Может быть, это оттого, что ты стал слишком тяжел? — сказал Балу.

— Да, я довольно-таки велик… довольно велик, — ответил Каа не без гордости. — Но все-таки молодые деревья никуда не годятся. Прошлый раз на охоте я чуть-чуть не упал — чуть-чуть не упал! — нашумел, соскользнув с дерева, оттого что плохо зацепился хвостом. Этот шум разбудил Бандар-Логов, и они бранили меня самыми скверными словами.

— Безногий желтый земляной червяк! — шепнула Багира себе в усы, словно припоминая.

— Ссссс! Разве они так меня называют? — спросил Каа.

— Что-то в этом роде они кричали нам в прошлый раз. Но мы ведь никогда не обращаем на них внимания. Чего только они не говорят! Будто бы у тебя выпали все зубы и будто бы ты никогда не нападаешь на дичь крупнее козленка, потому будто бы (такие бесстыдные врали эти обезьяны!), что боишься козлиных рогов, — вкрадчиво продолжала Багира.

Змея, особенно хитрый старый удав вроде Каа, никогда не покажет, что она сердится, но Балу и Багира заметили, как вздуваются и перекатываются крупные мускулы под челюстью Каа.

— Бандар-Логи переменили место охоты, — сказал он спокойно. — Я грелся сегодня на солнце и слышал, как они вопили в вершинах деревьев.

— Мы… мы гонимся сейчас за Бандар-Логами, — сказал Балу и поперхнулся, потому что впервые на его памяти обитателю джунглей приходилось признаваться в том, что ему есть дело до обезьян.

— И, конечно, не какой-нибудь пустяк ведет двух таких охотников — вожаков у себя в джунглях — по следам Бандар-Логов, — учтиво ответил Каа, хотя его распирало от любопытства.

— Право, — начал Балу, — я всего-навсего старый и подчас неразумный учитель Закона у Сионийских Волчат, а Багира…

— …есть Багира, — сказала черная пантера и закрыла пасть, лязгнув зубами: она не признавала смирения. — Вот в чем беда, Каа: эти воры орехов и истребители пальмовых листьев украли у нас человечьего детеныша, о котором ты, может быть, слыхал.

— Я слышал что-то от Сахи (иглы придают ему нахальство) про детеныша, которого приняли в Волчью Стаю, но не поверил. Сахи слушает одним ухом, а потом перевирает все, что слышал.

— Нет, это правда. Такого детеныша еще не бывало на свете, — сказал Балу. — Самый лучший, самый умный и самый смелый человечий детеныш, мой ученик, который прославит имя Балу на все джунгли, от края и до края. А кроме того, я… мы… любим его, Каа.

— Тс! Тс! — отвечал Каа, ворочая головой направо и налево. — Я тоже знавал, что такое любовь. Я мог бы рассказать вам не одну историю…

— Это лучше потом, как-нибудь в ясную ночь, когда мы все будем сыты и сможем оценить рассказ по достоинству, — живо ответила Багира. — Наш детеныш теперь в руках у Бандар-Логов, а мы знаем, что из всего Народа Джунглей они боятся одного Каа.

— Они боятся одного меня! И недаром, — сказал Каа. — Болтуньи, глупые и хвастливые, хвастливые, глупые болтуньи — вот каковы эти обезьяны! Однако вашему детенышу нечего ждать от них добра. Они рвут орехи, а когда надоест, бросают их вниз. Целый день они носятся с веткой, будто обойтись без нее не могут, а потом ломают ее пополам. Вашему детенышу не позавидуешь. Кроме того, они называли меня… желтой рыбой, кажется?

— Червяком, червяком. Земляным червяком, — сказала Багира, — и еще разными кличками. Мне стыдно даже повторять.