– Ты, наверное, давно догадался о самом заветном моем желании, хотя мы никогда открыто о нем не говорили. И решился помочь мне. Разумеется, мне следовало бы наказать тебя за такую самонадеянность. – Вельможа потянул за волосы, и слезы потекли у меня из глаз. – Но как могу я гневаться на тебя за то, что ты положил мне в руки двойную корону Египта? – Он отпустил мои волосы и снова поцеловал меня. – Я только что вернулся от царя. Через два дня на завершающей церемонии праздника Осириса он объявит об обручении моей дочери Лостры с ним.
Я почувствовал, как у меня потемнело в глазах и холодный пот выступил на коже.
– Свадьба состоится в тот же день, после окончания праздника, я об этом уже позаботился. Мы ведь не хотим, чтобы задержка помешала нам, правда?
Такое стремительное бракосочетание фараона случалось редко. Однако бывало это и раньше, когда невест выбирали, чтобы заключить политический союз или упрочить захват новых территорий. Свадьба часто проходила в тот же день, когда принималось решение о ней. Фараон Мамос I, предок нашего теперешнего фараона, женился на дочери побежденного вождя хурритов прямо на поле боя. Однако исторические прецеденты не могли утешить меня, и я понял, что худшие из моих опасений сбываются.
Вельможа Интеф, казалось, не заметил моего горя. Он был слишком поглощен собственными мыслями.
– Прежде чем дать согласие на этот союз, я добился, чтобы царь возвел мою дочь в ранг главной жены и супруги, если она подарит ему сына. – И захлопал в ладоши, не скрывая восторга. – Разумеется, ты понимаешь, что это значит. Если фараон умрет раньше, чем мой внук достигнет совершеннолетия, я, как его дед и ближайший родственник по мужской линии, стану правителем… – Он вдруг остановился и посмотрел на меня. Я хорошо знал его и сразу понял, какие мысли роились у него в голове. Он горько сожалел о своей болтливости, так как никто не должен слышать о подобных желаниях. Это чистейшей воды измена. Если Лостра родит фараону сына, отец его проживет недолго. Мы оба поняли это. Вельможа Интеф проговорился: он задумал цареубийство и теперь размышлял, как убрать того, кто подслушал его. Мы оба прекрасно поняли это: речь шла о смиренном рабе Таите.
– Мой господин, я благодарю судьбу за то, что все произошло именно так, как я задумал. Признаюсь, я тайно хотел подставить вашу дочь царю и описал как мать его будущего сына. Я воспользовался мистерией, чтобы показать ее фараону в наивыгоднейшем свете и привлечь к ней внимание. Однако я не осмеливался заговорить с вами о таких ничтожных пустяках до тех пор, пока они не увенчаются успехом. Теперь нам нужно сделать очень многое, прежде чем мы почувствуем себя в безопасности… – Я начал быстро перечислять все, что может сорвать наши планы и помешать завладеть короной и золотым скипетром Египта. Я тактично дал ему понять, насколько он нуждается во мне, если хочет добиться своего. Я заметил, как он расслабился, выслушав мои доводы, и мне стало ясно: в ближайшее время моей жизни ничто не угрожает.
Прошло довольно много времени, прежде чем я смог уйти от вельможи Интефа и отправиться к госпоже Лостре, чтобы предупредить о несчастье, ожидающем ее по моей вине. Однако не успел я дойти до дверей, как понял, что мои слова только расстроят ее и могут довести до безумия и даже самоубийства. Я не мог больше терять ни минуты, если не хотел ускорить трагическую развязку.
Оставался только один человек, к кому я мог обратиться за помощью.
Я покинул Некрополь и пошел по буксирной тропе к берегу Нила, туда, где встала лагерем флотилия Тана. До полнолуния оставалось только три дня, луна освещала холодным желтым светом скалистые холмы на западном горизонте, и они отбрасывали черные тени на прибрежную равнину. Спеша по тропе вдоль канала, я перечислял про себя все те беды и несчастья, которые могут обрушиться на Тана, госпожу Лостру и меня в ближайшие дни. Я злил себя, как черногривый лев пустыни, когда тот разжигает в себе ярость острым шипом на кончике хвоста, прежде чем наброситься на охотника. Ярость запылала во мне задолго до того, как я добрался до берега Нила.
Я без труда нашел лагерь Тана на берегу реки в устье канала. Ладьи его флотилии стояли на якоре чуть ниже лагеря. Часовые окликнули меня, а затем, узнав, отвели к шатру Тана.
Он засиделся поздно за ужином с Кратом и четырьмя другими подчиненными. С улыбкой поднялся на ноги и предложил мне кувшин пива.
– Вот неожиданная радость, дружище. Садись рядом и оцени мое пиво, пока раб принесет тебе чашу и тарелку. Ты выглядишь совсем разгоряченным и расстроенным…
Я оборвал любезные речи, обрушив на него поток укоров: