Речной бог

– У меня есть к тебе последняя просьба. Во-первых, я хочу, чтобы ты никогда не говорил Мемнону, кто его настоящий отец. Он должен верить, что в его жилах течет кровь фараона. Ему предстоят великие дела, и ничто не должно мешать ему.

– Он гордился бы твоей кровью не меньше, чем кровью фараона.

– Поклянись, что никогда не расскажешь ему.

– Клянусь, – сказал я, и Тан замолчал на некоторое время, собираясь с силами.

– У меня есть еще одна просьба.

– Я заранее обещаю выполнить ее.

– Береги мою женщину, ту, которая никогда не сможет стать моей женой. Береги и храни так, как делал ты все эти годы.

– Ты же знаешь, я буду беречь ее.

– Да, я знаю, потому что ты всегда любил ее так же сильно, как и я. Береги Лостру и детей. Я отдаю их в твои руки.

Он закрыл глаза, и я подумал, что конец близок, но силы его превосходили силы обычных людей.

Через некоторое время Тан открыл глаза:

– Я хочу видеть царевича.

– Он ждет тебя на террасе, – ответил я и вышел из-за занавески наружу.

Я увидел Мемнона у дальнего конца террасы. Масара была рядом с ним, они стояли, не касаясь друг друга. Лица их были серьезны, они говорили приглушенными голосами. Оба обернулись, когда я вышел.

Мемнон сразу направился ко мне, оставив девушку одну. Он прошел прямо к постели Тана и остановился над ним. Тан улыбнулся, но улыбка получилась неуверенной. Я знал, каких усилий она ему стоила.

– Ваше высочество, я научил вас всему, что знаю о войне, но я не могу научить вас жизни. Каждый человек должен учиться сам. Больше мне нечего сказать вам перед тем, как я отправлюсь в свое последнее путешествие. Я должен сказать только одно: я благодарен вам за счастье жить с вами рядом, знать вас все эти годы и верно служить вам.

– Вы всегда были для меня больше чем учителем, – тихо ответил Мемнон. – Вы были для меня отцом, которого я не знал.

Тан закрыл глаза, и по его лицу прошла гримаса боли.

Мемнон наклонился и пожал его руку:

– Боль – такой же враг, как и все остальные, и ей нужно противостоять. Ты сам учил меня этому, вельможа Тан.

Царевич решил, что гримаса боли вызвана раной, но я понимал, какие муки испытывает Тан, когда слышит слово «отец» в устах Мемнона.

Тан открыл глаза:

– Спасибо, ваше высочество. В вашем присутствии мне легче переносить последние страдания.

– Называй меня другом, а не высочеством. – Мемнон встал перед ним на колени, не выпуская его руки.

– Я хочу сделать тебе подарок, друг. – От сворачивающейся в легких крови голос Тана начал слабеть. Он нащупал рукоять голубого меча на постели, но не хватило сил поднять его.

Тан поднял руку Мемнона со своей руки и положил ее на рукоять меча:

– Он теперь твой.

– Я буду вспоминать о тебе всякий раз, когда вытащу его из ножен. Всякий раз, когда мне придется обнажить его в бою, я буду произносить твое имя. – Мемнон взял меч в руки. – Ты оказываешь мне великую честь.

Мемнон поднялся, отошел на середину комнаты с мечом в руке и встал в классическую позу фехтовальщика. Прикоснулся клинком к губам, приветствуя человека, лежащего на постели.

– Так ты учил меня.

Потом начал выполнять упражнения, которым Тан научил его с раннего детства. Он показал двенадцать оборонительных движений, а потом перешел к колющим и рубящим ударам, безупречно выполняя их. Серебристый клинок кружился в воздухе, как атакующий орел, пел и свистел в руках, и пляшущие лучи света освещали сумерки комнаты.

Мемнон закончил упражнения прямым колющим ударом в горло воображаемого врага. Потом опустил меч вниз и оперся на клинок, поставив обе руки на рукоять.

– Ты хорошо научился владеть клинком, – кивнул ему Тан. – Мне больше нечему учить тебя. Скоро настанет время моего ухода.

– Я побуду с тобой.

– Нет. – Тан усталым жестом остановил его. – Судьба ждет тебя под открытым небом, а не в этой темной комнате. Ты должен выйти к ней навстречу не оглядываясь. Таита побудет со мной. Бери девушку, отправляйся к царице Лостре и приготовь ее к вести о моей смерти.

– Уходи с миром, вельможа Тан. – Мемнон не стал нарушать торжественность момента бессмысленными спорами. Он подошел к постели и поцеловал отца в губы. Потом повернулся и не оглядываясь вышел из комнаты с голубым мечом в руках.

– Иди навстречу славе, сын мой, – прошептал Тан и отвернулся к стене.

Я сидел у его ног и смотрел на грязный каменный пол. Мне не хотелось видеть слезы человека такой породы, как Тан.

Ночью меня разбудил бой грубых деревянных барабанов шилуков, раздававшийся в темноте. Их печальные голоса пели похоронную песню, от которой дрожь прошла по моему телу.

Светильник у постели Тана почти погас и начал шипеть. По стенам двигались чудовищные тени, словно стервятники, хлопая крыльями, усаживались вокруг трупа. Я медленно, нехотя подошел к Тану. Я знал, что шилуки не ошиблись: чутье редко обманывает их в подобных делах.

Тан лежал в той же позе, лицом к стене, но когда я прикоснулся к плечу, оно уже было холодным. Непреклонный дух покинул тело.

Я сидел рядом с ним весь остаток ночи и оплакивал его вместе с шилуками.

На рассвете я послал за бальзамировщиками.