Я немедленно принялся за работу и тщательно осмотрел больную. Я боялся, что живот окажется твердым, как камень: таков признак воспаления брюшной полости, когда пища прорывается из внутренностей и загрязняет внутреннюю часть. Вылечить это состояние организма невозможно. Даже я, несмотря на свое искусство, не смог бы спасти ее, если бы это произошло.
К огромному моему облегчению, живот был теплый и мягкий, лихорадки не было. Я продолжал осмотр и, хотя она жалобно стонала и кричала от боли всякий раз, когда я прикасался к ней, не мог обнаружить причину боли. Это озадачило меня. Я сел и задумался. Потом заметил, что лицо Масары, искаженное страшной болью, повернуто ко мне, а глаза спокойны и доверчивы.
– Дело хуже, чем я предполагал, – сказал я двум служанкам на гизе. – Мне нужен сундучок, чтобы спасти ее. Принесите его немедленно.
Они бросились из комнаты, а я опустил к ней голову и прошептал:
– Ты умница и ловко разыгрываешь боль. Ты пощекотала горло перышком, правда?
Она улыбнулась и прошептала мне в ответ:
– Я не знала, как встретиться с тобой. Когда женщины рассказали, что ты научился говорить на гизе, я поняла, что мы можем помочь друг другу.
– Надеюсь, это так.
– Мне очень одиноко. Так хочется хотя бы время от времени поговорить с другом. – Ее доверчивая непосредственность растрогала меня. – Может быть, вдвоем мы найдем способ бежать из этого ужасного места.
Тут я услышал, что женщины возвращаются. Их голоса эхом раздавались в коридоре. Масара схватила меня за руку:
– Ты мне друг, правда? Ты придешь ко мне снова?
– Да, приду.
– Быстрее скажи мне, пока их нет, как его зовут?
– Кого?
– Того, кто был с тобой в первый день на реке. Кто похож на молодого бога!
– Его зовут Мемнон.
– Мемнон! – повторила она с каким-то особым почтением. – Это красивое имя. Оно идет ему.
Служанки ворвались в комнату, и Масара снова схватилась за живот и застонала, как будто вот-вот умрет. Я цокал языком и тряс головой, чтобы растревожить и без того перепуганных женщин, пока смешивал настой из трав, который вряд ли причинил бы ей вред, а затем пообещал вернуться утром.
Утром Масаре стало лучше, и мне удалось посидеть с ней. В комнате находилась одна из женщин, но ей скоро стало скучно, и она отошла в дальний угол. Мы с Масарой обменялись несколькими словами.
– Мемнон что-то говорил мне. Я не могла понять его. Что он сказал?
– Он сказал: «Я вернусь за тобой. Будь храброй. Я вернусь за тобой».
– Этого не может быть. Он же не знает меня. Мы встретились на какое-то мгновение. – Она покачала головой, и слезы показались на глазах. – Неужели ты думаешь, что это правда? – спросила она таким умоляющим тоном, что я разволновался и не стал расстраивать ее.
– Он наследник короны Египта и человек чести. Мемнон никогда не говорит неправду.
Это единственное, что нам удалось сказать друг другу, но я снова пришел к ней на следующий день. Она сразу попросила меня:
– Повтори еще раз, что Мемнон сказал мне.
И мне пришлось повторить его обещание.
Аркоуну я сказал, что Масаре стало лучше, но ей надо разрешить ежедневные прогулки на стене крепости, иначе я не отвечаю за ее здоровье.
Царь размышлял об этом целый день. Масара была ценным достоянием: он заплатил за нее целый вьюк серебра. Поэтому в конце концов он дал согласие.
Наши прогулки постепенно становились все длиннее и длиннее, и стража привыкла видеть нас рядом. В конце концов нам с Масарой позволили проводить вместе каждое утро, гуляя по стенам Адбар-Сегеда и разговаривая.
Масара хотела знать все о царевиче Мемноне, и я судорожно копался в своей памяти и сообщал ей разные истории. Полюбившиеся рассказы мне приходилось повторять снова и снова, пока она не заучивала их наизусть и тогда уже поправляла меня, если я ошибался. Больше всего ей понравилось повествование о том, как он спас меня и Тана от раненого слона, а потом получил за это «Золото доблести».
– Расскажи мне о его матери, о царице, – просила Масара. – Расскажи мне о Египте, о ваших богах. Расскажи мне о том времени, когда Мемнон был еще совсем маленьким. – Она всегда возвращалась к нему, а я был рад удовлетворять эти просьбы, так как тосковал по своей семье. Рассказы о ней, казалось, делали ее ближе.
Однажды утром девушка пришла ко мне расстроенная:
– Прошлой ночью мне приснился ужасный сон. Мне приснилось, что Мемнон вернулся за мной, а я не могла понять, что он говорит мне. Ты должен научить меня египетскому языку, Таита. Мы начнем сегодня же, сейчас же!
Она отчаянно хотела выучить египетский, а глупенькой ее назвать было трудно. Учение продвигалось очень быстро. Скоро мы уже могли разговаривать на египетском и получили полезную возможность говорить в присутствии стражи так, чтобы она нас не понимала.
Когда мы не говорили о Мемноне, то обсуждали план побега. Разумеется, я думал об этом с тех пор, как попал в Адбар-Сегед, но ее размышления помогали мне. Всегда полезно сравнить свои планы с чужими.