Доехали мигом, потому как и ехать-то особо не пришлось. Ребус ждал Ладонина совсем рядом – в «Пулковской». А кто бы сомневался?! Как только Вор, сиречь бизнесмен, сиречь Кардинал, получил информацию о том, что в тему с «наружкой» вписан Ладонин, мир для него стал по-прежнему понятен и предсказуем. Ребус верил Завьялову настолько, насколько не верил в самостоятельность ментов. Может быть, потому, что сам уже очень давно держал в руках ниточки, дергая за которые, заставлял все эти местнические руопы и хуепы произносить только те слова и совершать только те телодвижения, которые были указаны в сценариях, написанных его людьми. Так что, узнав о том, что «наружку» в кафе заказал Ладонин, Ребус… выдохнул. Дыхание у него было тяжелое. И если бы мы были мистиками, то в данном случае уточнили, что в этот самый момент стоящий в центре стола маленький букетик цветов завял.
Володя и Ладонин поднялись на третий этаж и прошли в двухкомнатный люкс. В гостиной их поджидал Завьялов, которому Лень что-то быстро зашептал на ухо. Сергей Гаврилович выслушал, кивнул и скрылся в покоях, укрытых тяжелой бархатной шторой. Игорь осмотрелся и безо всякого приглашения сел на диван, раскинув при этом руки так, что места подсесть уже не оставалось. Через пару минут бархатная штора раздвинулась и из-за нее величаво выплыл Ребус.
– Ну, здравствуй, брат Ладоги! – улыбнулся патриарх.
– Не заметил, что ты шибко заботишься о моем здоровье, – осторожно ответствовал Ладонин. Он прекрасно понимал, что разговаривать с Ребусом, как с Ленью, нельзя. Скрытой перебранкой можно запросто задеть самомнение, а дальше… Сами знаете, что может последовать дальше…
– То дела случайные, можно сказать, шутейные. Повалялись на полу и – ладушки… К делу?
– К делу.
– Значит, если я правильно понял, ножки за мной ты заказал?
– Не за тобой – за депутатом, – уточнил Ладонин.
В данном случае его позиция была фактически неуязвима: почти вся мало-мальски серьезная братва в Питере знала, что в свое время у Игоря действительно были общие дела именно с этим депутатом. Знал про то и Ребус. От самого депутата, кстати, и знал.
– Так ведь у нас народные избранники вроде как лица неприкосновенные? Неправильно это – оборотней милицейских на них натравливать.
– Ну, извини. Я на досуге взялся как-то Конституцию почитать, но именно до этого места не добрался – хандра одолела.
– А про то, что незнание не освобождает от ответственности, надеюсь, слышал?
– Как же, слышал. На суде. Когда брату приговор зачитывали.
– Значит, понимаешь, что за хлопоты лишние, за неудобство, тобой причиненное, ответить бы надо?
– Говори.
– Хочу, чтобы ты уступил мне предприятие.
– Какое?
– То самое, за которое мои парни с тобой с месяц назад гутарили, а ты их в одно интересное место отправил. Очень грубо отправил…
Ладонин все понял. Он чуть не вспыхнул, но вовремя спохватился и взял себя в руки. Игорь прекрасно знал, что последует дальше, какие именно слова скажет Ребус, какие еще козыри сможет вытащить из рукава. Да, козырь-то собственно был один – люди Ребуса запросто готовы повторить все снова, а вот он – вряд ли. Ладонин лихорадочно стал подсчитывать, во сколько ему обойдется вся эта музыка, но тут же смутился, почувствовав, что в любом случае сейчас находится в проигрышной ситуации. Потому что он – белый, а в этой партии белые начинают и заведомо проигрывают. От этой мысли его аж изогнуло – нет ничего хуже, чем ощущать, что у тебя нет никакой возможности постоять ни за себя, ни за своих ребят. Это как перед боксерским поединком, когда противник знает, что побьет тебя, и ты сам знаешь это… Следовательно, чего время-то зря терять? Гони свой гонорар, и расходимся.
– Давай так, – с усилием начал Ладонин. – Виноватить меня и перетирать не надо. Я всего этого уже наслушался… Я понимаю так: ты увидел возможность и укусил. В данном случае ты считаешь себя правым, хотя в глубине знаешь все. То есть, либо я отхожу, либо ты начинаешь пережевывать мое мясо своими челюстями?
– Либо, – согласился Ребус.
– Я действительно с некоторых пор малость подзабыл глухой звук бейсбольной биты, вмазанной по голени. Более того – очень не хочу вспоминать его снова. Я теперь на катере в Ладогу хожу, костер жгу, с рыбнадзором уху варю. От былых воспоминаний меня оторопь берет, но не в этом дело.
– А в чем же? – хмыкнул Ребус.
– Помнишь «Джентльменов удачи»? Три за побег, пять за детский сад… и я – из-за червонца?… Помнишь?
– Так в чем же?
– А в том, что будь по-твоему.
– Не быстро ли соглашаешься? – насторожился Ребус.
– Кабы дело только во мне было! – воспрянул Ладонин, и глаза его при этом стали живыми, а потому злыми. – Я бы подрался!
– А если?…
– Если! – отрезал Игорь – Но знай! Не посчитай, что отныне от меня можно сладкого и дальше куски нарезать.
Ребус хотел спросить: «А что тогда?» – но удержался. Но Ладонин вопрос угадал.
– Тогда другая песня будет. Как у черкеса.
С этим словами он встал с дивана.