– Слушай, а тебе не надоело, а? Ромашка, ромашка, я – гладиолус! – объект покупает фомку – идет вскрывать ларь со сникерсами… Давай-ка закругляться будем. Иди-ка ты из своей опушки в мою избушку. Спокойно!.. Я не благотворительностью занимаюсь!
С этими словами Ладонин всучил ей стильный пакет с туфлями:
– А теперь беги в машину, так как я тебя засветил. Правильно формулирую?
– Наполовину. Спасибо, – ответила Полина.
– Кстати, я не шутил. Ты мне нужна. И думать долго нечего! Нестерова тоже к себе возьму, а двое из ларца пусть еще лет пяток поразвлекаются – ума зачерпнут!
Оставив объекта на попечение Лямки, Полина действительно пошла к машине. О том, что сейчас Ладонин фактически сделал ей предложение, она даже не думала, будучи абсолютно уверенной в том, что Игорь просто пошутил в свойственной ему иронично-насмешливой манере. Которая ему, кстати, очень идет. А вот о чем действительно подумала Ольховская, так это о том, что в течение последних пары лет туфли для нее покупали исключительно мужчины.
И вот он наступил, вечер 29 сентября. В большом помещении, которое еще в советские времена получило название «актовый зал», накрыли столы самой ходовой в таких случаях буквой – «Г». Расставили сообразно штабной культуре стулья: начальству с мягкими седушками, а рядовых усадили на деревянные табуреты. С ощущением собственного достоинства расселись. Нечаев вломил тост «за нас» минут эдак на пятнадцать, и за это время «окраина», добавив «…и за спецназ», успела тайком хлопнуть раз, а потом еще раз. Потом весело пили за живых и молча за отсутствующих. Пели «Над сопками встало солнце» и плясали под «Мурку». Короче, праздник удался.
За пиво-воды в этом году отвечал Пасечник, поэтому стол просто ломился от запотевших графинчиков с водкой. «Все должно быть красиво!» – повторял поставщик стола, обходя коллег и держа в одной руке пластиковый стаканчик, а в другой соленый огурчик, размеры которого уменьшались с каждым новым переходом от человека к человеку. Когда дошла очередь до нестеровских, от огурца оставался лишь хвостик, а Пасечник был настолько хорош, что по-хозяйски хлопнул Полину чуть ниже спины, а потом и вовсе оперся на ее плечо. Козырев, опорожнивший к этому моменту пару стопок, приподнялся, довольно дерзко одернул Пасечника, а затем и вовсе повернул его на 180 градусов и легонько прибавил ускорения. Случись такое в повседневной жизни, этот панибратский жест мог обернуться немедленным ударом в табло, однако в данном случае сработало железное правило – на застольных «гручицких» пиршествах все равны.
Полина про это правило ничего не знала, поэтому ее, уже давно не ждавшую от своих коллег мало-мальского джентльменского участия, поступок Козырева не то чтобы шокировал, но приятно удивил. Поэтому она шутливо позволила Паше стать ее кавалером на сегодняшний вечер. Дважды упрашивать того не пришлось – своей Дульсинее Козырев был готов угождать всегда. Правда, о том, как именно должен вести себя кавалер во время застолий, он имел довольно смутное представление, а потому в основном подливал и подливал в стакан Ольховской спиртное. Благо каждые десять минут со всех сторон стола раздавались самые разнообразные тосты – и во здравие, и за упокой. Водка была чудо как хороша (Пасечнику – зачет!) и шла на удивление легко. Полине, которая обычно не жаловала сей напиток, в этот вечер казалось, что она пьет воду и совершенно не пьянеет. А то обстоятельство, что с каждой минутой ей становилось все веселее и вольготнее, она сама себе объясняла исключительно приятной дружеской атмосферой. Ольховская с удовольствием реагировала на любые оказываемые ей знаки внимания, даже если они носили, скажем так, «пограничный характер», и в полный голос хохотала над звучавшими повсюду байками, хохмочками и анекдотами, даже если те были либо специфично-мужскими, либо абсолютно несмешными. Все это время рядом с ней неотступно находился Козырев, который пожирал Полину глазами собаки, до нервной дрожи влюбленной в своего хозяина. Наблюдая за ним, Нестеров лишь качал головой, но поскольку в этот вечер и у него она была не слишком ясна, предотвращать то, что вполне могло произойти дальше, он не стал. Хотя и догадывался, к чему эти песни кота Баюна могут привести. А привели они в конечном счете к следующему…
Когда самые слабые уже спали в своих постелях, а самые стойкие наконец-то перешли на кофе, Паша, отшив нескольких потенциальных провожатых, предлагавших Полине проводить ее до дому с ветерком (кто на своей личной, а кто и на служебной машине), пошел провожать ее сам. Путь пешком от конторы до Петроградки занял около сорока минут. Время немалое, но и оно закончилось слишком быстро. У парадной, дабы еще на немного отсрочить время прощания, Козырев предложил Ольховской покурить. Та на удивление легко согласилась.