Ребус-фактор

Я молча кивнул. Это было верно. Дженни и впрямь ловила на себе не самые доброжелательные взгляды. Да и как могло быть иначе? Я давно уже жалел, что вывез ее из Нового Пекина. Оккупация города земным десантом прошла, конечно, не без жертв среди населения, но ведь так всегда бывает. Вопрос лишь в количестве жертв, и надо отдать землянам должное: те немногие горожане, что вопреки всему остались в столице, большей частью уцелели. Об этом мы имели точные данные (хотя распространяли совсем иные сведения). Конечно, оставь я Дженни в городе, она рисковала, но тот риск не шел ни в какое сравнение с этим. Здесь ее мог убить любой горячий парень, узнавший о том, что его семья погибла, уничтоженная за связь с партизанами. Ее спасал мой авторитет да еще выполняемый ею приказ – не совет, а именно приказ! – поменьше торчать у всех на виду. И еще статус заложницы, конечно. Я обиняками давал понять людям, какая она важная шишка и как ее надо беречь. Многие по темноте своей верили. Я прямым текстом говорил, что Дженни сама изъявила желание быть среди нас. Этому верили меньше, и сразу начинались смехотворные подозрения в шпионаже. А случая обменять Дженни на кого-нибудь из наших или устроить ей «побег» – так, чтобы и она не погибла по пути, и я не был ни в чем заподозрен, – всё не было и не было…

– Ты рискуешь, – сказала Дженни. – Рискуешь из-за меня.

И вновь мне было нечего возразить. Врать, будто ничем особенным я не рискую? Дженни не дурочка, она бы раскусила меня в момент.

Мало-помалу из наших отношений улетучивалось что-то большое, главное. Ночи бурной любви в шалаше на травяной подстилке стали редкими. Разговоры – тоже. Наверное, каждый знает, что это такое – коррозия любви, но не каждый может принять решение – попытаться еще раз начать сначала или разбежаться? Наверное, иногда лучше не принимать никакого решения, а просто выждать.

Дожди прекратились совсем. Начинался сухой сезон, но лишь степи высохли в три дня. В джунглях еще стояла вода – где по колено, где по шею, а где только вплавь – и не спешила уходить. Жарило солнце, от гнилой воды поднимались удушливые испарения. Раненые умирали от нагноений. Мертвые стволы оделись скользкой плесенью. Гнила и расползалась вечно мокрая одежда. Тучи мелких летающих насекомых заполонили лес, проклятые букашки лезли в глаза, забивались в нос. Летающие ящерицы жирели, объедаясь насекомой мелочью. Людям она отравляла жизнь. Начал ощущаться дефицит боеприпасов. Не хватало пищи, медикаментов. В джунглях несложно прокормиться одному – не деликатесами, но жив будешь. Отряд в полсотни человек уже не прокормится дарами леса, или же ему придется все время кочевать. Кое-какую провизию мы тайком получали от сочувствующих нам фермеров, да только не хватало нам той провизии. Сокращалось и число фермеров, согласных кормить партизан. Мы пускали в ход угрозы, и это уже не добавляло нам популярности, а скоро нам пришлось бы перейти к расправам над «пособниками оккупантов» и записывать в их число всех, кто не поддерживает нас провизией, может быть, уже отдав последнее. Всякий чувствовал: это время приближается неотвратимо. Девять фермеров из десяти рано или поздно задумались бы: не лучше ли худой порядок, предложенный землянами, чем наш откровенный грабеж?

Трудно сказать, на кого работало время, – на нас или на землян. Но ощущение, что земляне мало-помалу отыгрывают у нас очко за очком, давило на нервы. Даже Боб сделался раздражителен. Многие часами сидели на какой-нибудь кочке, привалившись к осклизлому стволу, и, уйдя глубоко в себя, реагировали на приказы, только если как следует гаркнуть над ухом. Рамон шепнул мне однажды: «Когда люди начинают задумываться, добра не жди». А то я сам этого не понимал!

Территория, кое-как контролируемая Штабом, сократилась до одной десятой площади Большого материка. Никто не сомневался, что партизанская война продолжается везде, где предусмотрительная природа создала условия для нее, но что конкретно там делается – этого мы почти не знали. Иногда удавалось кое-что выяснить через агентуру, приносил пользу допрос пленных, изредка какому-нибудь отчаянному пилоту везло совершить ночной полет из одного лагеря в другой и уцелеть при этом, мы пытались наладить связь при помощи гелиографов, однако о какой-либо координации действий в масштабах всей Тверди речь больше не шла. С Северного материка уже третью неделю не поступало никаких известий.