Ребята из УГРО

Дорохов вернулся в вагон, забрался на свою полку и попытался заснуть. Но перед глазами вставали то Боровик, сбежавший на фронт, то мальчонка, поселившийся вместо него. Перед отъездом Саша отдал Дормидонтовне всю мебелишку, которой обзавелся за это время, а эвакуированной старухе — свою дошку. Сам он уезжал в полушубке, что недавно получил как обмундирование. Мальчишке добыл валенки. Уже собрался уходить, а тут подошел этот пацан и попросил:

— Ты их убивай побольше, дядя Саша!

— Кого? — Не сразу понял Дорохов.

— Да фашистов. — И мальчик серьезно пожал ему руку.

…Как же убивать их, когда поезд несет его совсем в другую сторону, дальше от смертного боя и народной войны! Как жить ему, Дорохову, думал Саша. Написал кучу рапортов, писал о том, что с отличием закончил школу снайперов, доказывал, что может быть разведчиком… И все без толку… В разговоре с военкомом мелькнула надежда… А теперь все рухнуло. Ворочаясь с боку на бок, он так и не заснул до самой Читы.

На читинском вокзале его встретила женщина. Она смотрела с огромного полотна, прижимая к груди ребенка. Ветер колыхал холст, и казалось, что лицо и губы ее были живыми. Мать вопрошающе протянула вперед руку, и слова, написанные внизу, воспринимались не глазами, а сердцем, они звучали громко, на весь вокзал, на всю площадь, спрашивая его, Сашу: что он сделал для фронта?

Дорохов шел от вокзала пешком, отмечая про себя перемены. Всегда многолюдные, читинские улицы опустели. Навстречу попадались солдаты и командиры в одиночку и группами. Прошли строем несколько подразделений, с оружием, с полной выкладкой. Саша остановился, рассматривая роту солдат, вооруженных автоматами. Это оружие было редким, а тут целая рота. Штатской публики почти не встречалось. До управления всего три квартала, но Сашу дважды останавливал комендантский патруль. Только при второй проверке он сообразил, что его полушубок и шапку принимают за общевойсковую форму. Возле магазина, где когда-то покупал хлеб, вытянулась длинная очередь — старухи, женщины и несколько ребят. Мужчин в очереди не было. На весь длинный хвост два старика.

На службу он шел как на каторгу. Зачем ему это повышение? Фронт — вот куда ему надо. Отец прислал письмо, длинное, почти на четыре страницы, сроду таких не писал. Все советы, советы — на все случаи жизни, а под конец просьба не оставлять мать. Видно, не рискнул прямо написать, что ждет отправления на фронт. Отец будет воевать, а он, молодой и здоровый, проторчит в тылу. Кончится война, как он людям в глаза посмотрит?

В мирное время он был бы счастлив стать начальником самого боевого отделения в уголовном розыске. Шутка ли, отделение по борьбе с убийствами, разбоями и грабежами доверяют ему, комсомольцу Дорохову. Но сейчас это назначение его не обрадовало, более того — было некстати.

Деревянное здание управления, где он работал почти два года назад, показалось ему каким-то серым, неприглядным и еще больше нагоняло тоску. В подъезде вместо постового милиционера стояла девчонка. Милицейская форма сидела на ней мешком. Ее тоненькие ножки запросто могли войти в широкое голенище одного сапога. Кобура револьвера оттянула и перекосила пояс. Саша вспомнил бравых, подтянутых милиционеров, по которым посетители судили о всей милиции…

В коридоре на дверях бросились в глаза таблички с новыми фамилиями. Там, где недавно работал Торский, значилось:

«Н. С. Арзубов».

…В тот же день Дорохов получил отдельный кабинет и десять работников. Налицо оказалось трое: два парня, недавно переведенные из милиционеров, да старик из участковых. Старший уполномоченный Крутов лежал после ранения в больнице, еще трое находились в командировках.

Конечно, подумал Саша, при таком-то составе он самый опытный. Крутова он знал и прежде. Толковый, но с грамотешкой у него неважно. С теми, что в командировках, сталкиваться приходилось, ничем особенным они не выделялись. И снова Сашу охватила тоска. К концу дня к нему пришел старик комендант, передал ключ и ордер на комнату:

— Занимай. Комната хорошая, и человек там жил стоящий. Ушел на фронт с первых дней. Сейчас у меня таких хором хоть отбавляй. Не понравится — другую дам.

Зачем ему эти хоромы? И в управлении на диване можно спать. Все равно он задержится тут недолго.

Дорохов выполнял свои обязанности почти механически и ходил потерянный. Наконец он не вытерпел. С рапортом отправился к новому начальнику уголовного розыска.

Аркадий Порфирьевич Гущин, высокий, чуть ли не двухметрового роста, с длинным, каким-то унылым лицом, очень спокойно прочел рапорт.