Он вообще-то был вундеркиндом. Я с ним познакомился, когда ему было двенадцать лет. Ходячая энциклопедия. Знал все, до чего мог дотянуться. Учился шутя и на одни пятерки. Я решил подразвить его физически. Привез из Москвы боксерские перчатки и показал несколько приемов. Он надел перчатки, внимательно меня выслушал, немного подумал и двинул отца в челюсть. Да так удачно, что тот упал на спину и сломал дверцу шкафа. «Ты мне его испортишь, — сказал Воля, потирая ушибленный бок, — пусть лучше будет ученым».
Он и стал им. Школу окончил с золотой медалью в четырнадцать лет. За год проходил по два класса.
Выпускное сочинение написал в стихах. В РОНО удивились и поставили двойку — в стихах не положено. Воля ринулся в ГОРОНО. Там тоже удивились, но исправили на пятерку. Потом поступил в МГУ без репетиторов и окончил в девятнадцать лет.
Гиршин очень им гордился, рассказывал о нем всем друзьям и даже некоторым женщинам, если они задерживались дольше, чем на пятнадцать минут.
С заграничной родней поддерживал чудные отношения. Объяснялся преимущественно жестами, но так красноречиво, что они его понимали хорошо.
Потом сам уехал жить за рубеж. Начал новую жизнь. Со старыми привычками. Флаг ему в руки.
Муха на потолке
Во время большого медицинского конгресса английский докладчик начал свое выступление с показа одного-единственного слайда — беловатый мутный квадрат, а в середине лампа. Рядом — муха. На потолке. Известный всем плафон с лампочкой и мухой, который встречается в Лондоне и Вязьме, Нью-Йорке и Туле, в Мытищах и Санкт-Петербурге. Тогда еще в Ленинграде. Потому что дело происходило лет тридцать, а то и сорок назад. Именно этот слайд с анонимным потолком докладчик отбросил на экран и… замолчал. Сказал вначале что-то вроде: «Дамы и джентльмены!», включил прибор и замолк.
Все уставились на картинку, ждали продолжения или объяснения. Но докладчик спокойно стоял, дружелюбно поглядывая на аудиторию, и… не говорил ни слова. Прошла минута, потом две, в зале послышался ропот, вежливое недоумение, переглядывание… Потом — три минуты, четыре… Покашливание. Наконец, чутко уловив приближение «перебора», лектор сказал: «Вы смотрите на эту картинку всего три минуты, и она уже вам надоела. Она примитивна и не несет никакой информации. Скучно и тоскливо. Но парализованный спинальный больной вынужден смотреть на этот «пейзаж» часами, днями, годами. До смерти. Каково ему? Разве так можно жить?». Зал сочувственно зашумел…
Валя Перов, мой пациент, ставший почти другом, был именно шейным спинальником. И эта осточертевшая картинка была наименьшим злом среди всех бед, настигших его в одночасье теплым сентябрьским днем 196… какого-то года.
Валентин был штатным летчиком-испытателем в очень солидной «конторе». Успешный, удачливый, грамотный. Окончил МАИ — авиационный институт. Фактически — инженер-испытатель. Находился в резерве отряда космонавтов. Прошел все комиссии. Характер твердый, нордический, хотя родом из Бишкека (тогда Фрунзе). От тесного общения с коренным населением — глаза чуть припухшие и раскосые, самую малость. Неизменная любовь к мантам (это такие гигантские пельмени). Валя мог съесть одномоментно десять мантов, что равно пятидесяти хорошим сибирским пельменям.
Серьезный мужчина.
Так вот, день был теплый, сентябрьский. Бабье лето, плавала легкая паутина, прилипала то к щеке, то ко лбу. Валентина она не раздражала. У него была очень устойчивая нервная система. Тогдашняя жена Мара повела дочку Олю в садик. Торопилась. Она тоже летчица, только спортивная, акробат (или «акробатутка», как шутил Валя). Ежедневные тренировки. Летная семейка.
У Вали — выходной. Основных испытательных полетов не было. Но по общественной линии нарисовалась нагрузочка — надо испытать планер, который уже через месяц отправится на чемпионат мира. Не его это дело, да и серьезное начальство из «конторы» наверняка было бы против. Если б знало. Но оно узнает, увы, позже. А пока Валя надел легкий комбинезон, ботинки на толстой подошве, белый подшлемник и старый кожаный шлем — испытанный товарищ, в молодые буйные годы частенько «планерил». Увлекался этими бесшумными полетами — свистом ветра, невесомой послушной «фанерой», подхватыванием воздушных потоков, которые мощно влекли вверх и вдаль, передавая как бы из рук в руки другим потокам. Такая увлекательная игра! Эх, молодость! Ветер в… заду.
Он и сейчас не старик, всего тридцать пять, самый смак, но копилка переживаний почти полная. Почти… И горел, и садился аварийно, и катапультировался. Много чего было. Ладно…
Пошел в диспетчерскую, получил полетный лист для испытаний. Знакомый такой желтый листок, разделенный пополам вертикальной линией: слева — название фигуры пилотажа, справа — оценка выполнения. Спрятал его в наколенный прозрачный карман. Кто составил полетное задание — неизвестно, подпись неразборчива. Обратил на это внимание, коротко ругнулся. И правильно сделал. Убить его мало. Ну, это потом.