– Верю, – пожал плечами Реаниматор. – Только… если серьезно… Сказки это, туфта, забава для толпы. Поверь мне, я последние семь лет не в яслях сторожем работал, кое-что знаю… С Каменного еще никто и никогда не возвращался. Даже мертвым. Там даже кладбище специальное есть. Ни крестов, ни фамилий. Только деревянная табличка – номер такой-то… Я уже умер, навсегда, как ты понять не можешь!
– Знать бы еще, кому именно нужно дать на лапу, с кем лучше начинать разговор, – не сдавалась Алена, пропустив слова Реаниматора мимо ушей.
– В таком случае лучше начинать сразу с президента, – с сарказмом усмехнулся Леха. – Или с писателя Анатолия Приставкина, который у него в штате помилованиями убийц занимается. Отмаксаешь сколько попросят… Достанут дело из архива, подчистят, а потом поднимут хай и отправят на дополнительное расследование. Глядишь, и получится. Если, конечно, ФСБ раньше не остановит…
Леха медленно провел ладонями по лицу. В голосе Алены было столько решимости во что бы то ни стало добиться поставленной цели и выкупить его буквально с того света, что он вдруг почувствовал, что мало-помалу начинает проникаться этой бредовой, но такой пленительной идеей. Кажется, у медиков это называется паранойей? Стремление во что бы то ни стало достигнуть поставленной, заведомо невыполнимой цели… Ярчайшие клинические примеры этой болезни давали вожди мирового пролетариата. И где они сейчас, вкупе со своими красивыми с виду, благородными идеями?! В заднице.
Дверь камеры с лязгом открылась, и на пороге возник Томанцев. Выглядел он, прямо скажем, не блестяще. Майор знал, что этим любящим друг друга людям прямо сейчас суждено расстаться навеки. А ему, невероятно рискующему сейчас не только своими погонами, но и свободой, ему, отнюдь не безвозмездно согласившемуся устроить встречу напористой девчонки с осужденным смертником, выпала незавидная роль паромщика Харона, перевозящего души умерших на другой берег Стикса.
– Время. – Майор постучал пальцем по циферблату своего «лонжина». – Мне очень жаль…
– Я что-нибудь придумаю, Лешенька! – воскликнула Алена, поднявшись с нар и сверху вниз взглянув на как-то странно напрягшегося Реаниматора. С ним явно что-то происходило. – Ты веришь, что у меня получится, любимый?! Может, не сразу. Ведь на все надо время, не так ли?!
– Я верю, – стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, сказал Реаниматор. Он в последний раз посмотрел на самое близкое ему в той, оставшейся в прошлом, жизни человеческое существо и закончил: – Я верю, что ты сделаешь все возможное… И не слишком огорчайся, если узнаешь, что ничего изменить нельзя. Прощай, Алена.
– Можно! Можно!
– Девушка, – снова посмотрев на часы, уже с металлом в голосе заговорил Томанцев. – Не отвечайте черной неблагодарностью на доброе дело.
– Что ты сделаешь, если я окажусь права?!
Майор и смертник понимающе переглянулись. Томанцев, за спиной которого выросли сразу двое вооруженных автоматами угрюмых контролеров в камуфляже, цокнул языком, ткнул себе в грудь пальцем и многозначительно провел ребром ладони по шее.
– Считаю до пяти, потом – не обижайтесь! Раз…
– Так что ты сделаешь?! – настойчиво требовала ответа Алена, пожирая Леху горящими глазами.
– Два…
– Если ты найдешь вариант, как вытащить меня с Каменного, я… – со снисходительной усмешкой нехотя начал Реаниматор. «Какой бред я несу?! О чем вообще мы говорим?! Клиника!»
– Три!
– …я женюсь на тебе, малыш, и у нас будет пятеро замечательных детишек.
– Меня это вполне устраивает, Лешенька! – осветилось улыбкой лицо Алены. – Только если обманешь – держись! До скорого свидания, любимый!
– Ага, – кивнул Реаниматор.
Алена в последний раз посмотрела на Леху таким лукавым взглядом заговорщицы, от которого у повидавшего всякое бригадира по спине пробежали мурашки. Ну и девчонка!..
Развернувшись, цокая каблучками по бетону и грациозно виляя стянутыми эластичной тканью узкими бедрами, дочь крестного отца с видом победительницы вышла из камеры и скрылась за поворотом ярко освещенного коридора блока смертников. Один из контролеров, заметно расслабившись и опустив АКСУ, направился следом за Аленой по эхом отражавшей стук каблучков галерее.
– Дурдом, – усмехнулся Томанцев.
– Как знать, – на удивление себе самому, вполне серьезно парировал бывший бандит, а ныне – пожизненно заключенный Алексей Гольцов.
– Может, так оно даже лучше. Без страха. Ладно, братан… Бывай, что ли.
– И ты тоже не кашляй, майор. Береги себя.
Томанцев только махнул рукой.
Дверь камеры с грохотом захлопнулась, щелкнул замок. Осталось только облачко сигаретного дыма.
Леха тяжело упал на нары, закрыл лицо ладонями и крепко, до боли в скулах, сжал зубы. И не сразу понял, что беззвучно плачет.