Глядя на вытянувшееся, посеревшее лицо мухинца, оторопело переводившего взгляд с альбома на бородатого охотника, затем на висящую на стене икону и — обратно, Тихий мысленно ликовал. Авторитет уже понял, что он не зря приехал в этот медвежий угол. Однако на всякий случай уточнил:
— И сколько вам потребовалось времени, чтобы набросать эту подделку, Прохор Федорович?!
— Точно уже не помню, почитай, с тех пор два года прошло, — пожал плечами Варежкин и потрепал кудлатую, с серебряными ниточками седины бороду. — Дней пять, может, шесть. Я тогда прихворнул слегка, так что не особо напрягался.
— Да-а, — покосился на хозяина Бульдог. Не удержавшись, сказал: — А та, что вы хотите заказать, Олег Степанович, размером-то поменьше будет!..
— Дело не в размере, — нахмурившись, покачал головой охотник, то и дело поглядывавший на бутыль и аппетитные заморские деликатесы. — Иногда с маленькой доской больше возни, чем с большими картинами...
— А скажите мне, любезный Прохор Федорович... — подал голос профессор, когда Прохор, Тихий, Пал Палыч и он, усевшись за стол, выпили по первой из граненых стаканов хозяина. Боевики, в том числе и Дольф, выполняя данные ранее боссом инструкции, наотрез отказались от спиртного и целиком сосредоточились на еде, изредка все же косясь на реликтовую, сохранившуюся с незапамятных времен огромную бутыль из зеленоватого стекла...
Беседа между Мухой, как мысленно окрестил эксперта старик, и отшельником-самородком, при активной поддержке клюквенной настойки, пошла ходко. Говорили об искусстве, о жизни, обо всем... Тихий пил совсем мало, по чуть-чуть, и в диалоге почти не участвовал, предпочитая слушать. Жуя идеальными вставными зубами грубоватую и крупноволокнистую медвежатину, авторитет задумчиво разглядывал сидевшего на другой стороне стола пятидесятилетнего деревенского мужика, который прямо рукой брал с тарелки ломоть розовой лососины и даже не подозревал, сколько на самом деле стоят его острый глаз и золотые руки. В голове криминального патриарха одна за другой прокручивались гениальные комбинации сказочного обогащения. Тихий сразу понял, что этот словоохотливый, крепко выпивающий отшельник, охотящийся на медведей, способный в одиночку построить маленький дворец из дерева и походя, через стакан настоянного на ягодах спирта, в считаные дни запросто воспроизвести творение гения, на самом деле стоит в сотню, в тысячу раз дороже, чем это можно себе представить.
...Утром Тихий, которого Прохор, в отличие от боевиков и упившихся в хлам профессора и Бульдога поселил в отдельном закутке, проснулся рано. За стеной, где у хозяина располагалось нечто вроде совмещенного с художественной мастерской гаража, явно кто-то был. Оттуда время от времени слышался скрип половиц. Утолив жажду и умывшись из стоявшего тут же оцинкованного ведра с колодезной водой, Олег Степанович вышел в узкий коридорчик и потянул на себя соседнюю дверь.
Прохор сидел на табуретке перед стоявшим у окна самодельным мольбертом и сосредоточенно творил, смешно высунув кончик языка и двигая им туда-сюда. По правую руку его возвышалась подставка, на которой лежал раскрытый альбом с изображением Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы и были прикноплены питерские фотоснимки образа.
— Доброе утро, — сказал авторитет, остановившись у порога. — Уже за работой?
— Так, пробую, — пожал плечами Варежкин, даже не обернувшись к Тихому. — Мне кажется, я смогу решить вашу проблему...
— Какую именно? — нахмурился Тихий. Вроде бы вчера он не так много выпил, чтобы не помнить, что и когда говорил. — О какой проблеме ты говоришь, братец?
— О доске, — ответил охотник, опуская кисть и разглядывая свою работу. — Профессор говорил, что она дубовая, старинная, ей, как и самой иконе, больше трехсот лет. Так?
— Так, — подтвердил Тихий.
— И что вы хотели бы, чтобы доска, на которой будет написана копия, тоже выглядела очень старой. Так? — Варежкин отвел взгляд от мольберта и испытующе посмотрел на старика.
— Так, — эхом повторил авторитет, мысленно ругая Муху за излишнюю болтливость.
— Вот я и вспомнил, — пожевав губами, продолжал художник-самоучка, — что у меня здесь, неподалеку, лежит старый дуб. Триста — не триста, а лет сто пятьдесят ему наверняка есть. Давно лежит, уже год, но ствол еще крепкий, не сгнил, и короед вроде не сильно попортил... Вырезать нужную досочку не составит труда. Только это еще не все. Профессор говорил про закрепляющий состав, но я и без него знаю. У меня есть книжка, где подробно описывается варево, в котором ранешние мастера вымачивали доски перед тем, как писать на них лики святых. Все входящие в него компоненты у меня тоже есть, давно уже собрал. На всякий случай...
— Хорошо, Прохор, — удовлетворенно кивнул Белов. — Пусть так и будет. Делай все, как положено. Только... профессор тебе наверняка этого не сказал... Мне нужны две одинаковые копии. Одну для меня, вторую — для моего приятеля. Сколько тебе потребуется времени, чтобы сделать для меня пару икон?