Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов

Передовая часть демократической интеллигенции активно выступала против толстовства. Шелгунов в своих "Очерках русской жизни" (1887-1891) часто выступал против учения Толстого и противопоставлял его этическим рецептам необходимость борьбы с общественным злом общественными средствами.

Чехов не смог осмыслить до конца сущность отдельных социальных противоречий действительности, найти в собственническом строе жизни основную причину несчастий человека, а в революции - единственный путь освобождения человека и народа. Это обусловило сильное влияние на Чехова в годы перелома этической философии Толстого. Сам Чехов признавался, что толстовская мораль владела им лет шесть-семь. Это происходило главным образом во второй половине 80-х годов. Чехов под влиянием Толстого уверовал в возможность решения социальных вопросов при помощи моральных рецептов.

Чехов, так же как и Толстой, пытался в области этических отношений найти решение неразрешенных классовых противоречий. Особенно наглядно эта тенденция проявилась в пьесе "Леший", где слышатся отзвуки толстовской идеи всеобщей любви. В пьесе находим сентенции в морализаторском стиле Толстого, вроде: "Жить бы... в мире и согласии, но, кажется, скоро все съедят друг друга". "Мир погибает не от разбойников и не от воров, а от скрытой ненависти,, от вражды между хорошими людьми".

Любопытно отметить, что и в письме к Суворину от 18 октября 1888 г., где говорится о "Лешем", звучит тот же морализаторский тон, так не свойственный Чехову вообще: "Беда ведь не в том, что мы ненавидим врагов, которых у нас мало?, а в том, что недостаточно любим ближних, которых у нас много, хоть пруд пруди" (Т. 14, стр. 199).

В письме к Суворину от 4 мая 1889 г. Чехов характеризует пьесу "Леший" как "ужасно странную" и выражает удивление, что из-под его пера выходят такие веши. Не потому ли пьеса получилась "ужасно странной", что она не "чеховская", а "толстовская", что она построена на основе этической философии Толстого? А через десять лет, в письме к Урусову от 16 октября 1899 г., Чехов резко осудил своего "Лешего": "Эту пьесу я ненавижу и стараюсь забыть о .ней. Сама ли она виновата, или те обстоятельства, при которых она писалась и шла на сцене, - не знаю, но только для меня было бы истинным ударом, если бы какие-нибудь силы извлекли ее из-под спуда и заставили жить. Вот Вам яркий пример извращения родительского чувства". (Т. 14, стр. 244-245.)

Думается, что основная причина "извращения родительского чувства" заключается в том, что зрелый Чехов, порвавший с моралью Толстого, осудил свою пьесу как "толстовскую", пронизанную толстовской идеологией.

И в другой пьесе - "Иванов" - также ощущается толстовская манера подменять социальное моральным. Толстовская мораль нашла отражение - в той или иной мере - во многих произведениях Чехова переходного периода ("На пути", "Сапожник и нечистая сила", "Пари" и др.). Морализаторская тенденция ограничила реализм отдельных произведений Чехова той поры.

И в то же время надо подчеркнуть примечательную для Чехова-писателя особенность: он не был правоверным, последовательным толстовцем даже в годы перелома. В таких произведениях, как "Припадок", "Именины", Чехов, отдавая дань философии Толстого, выражает собственные идеи, полемизирующие с Толстым. Так, постановка "женского вопроса", культ науки, идея общественного прогресса в произведениях Чехова противостоят толстовской философии.

Реалистический талант Чехова пробивал себе дорогу сквозь ограничивавшие его рамки этической философии, навеянной Толстым, и часто в противовес своим субъективно-моральным замыслам Чехов давал такой художественно-познавательный материал, который заставлял читателя связывать этические вопросы с социальными причинами, их породившими, и подсказывал читателю правильное решение социально-этических проблем.

Чехов в лучших своих произведениях второй половины 80-х годов ("Степь", "Огни", "Житейская мелочь" и др.) обличал буржуазную лицемерную мораль и противопоставлял ей высокий этический идеал, наполненный большим гуманистическим содержанием. Чехов в этот период особенно ополчается против лжи, этой характернейшей черты буржуазной морали, показывает ее в различных проявлениях общественных отношений. Чехов считал разоблачение лжи "направлением" своего творчества, но он не сознавал тогда, что обличает один из основных пороков социально-политического уклада современного ему общества.

Годы творческой зрелости Чехова, после поездки на Сахалин, знаменуются острой критикой учения Толстого. 30 августа 1891 г. Чехов пишет Суворину: "У меня в сарае холодно, я бы хотел теперь ковров, камина, бронзы и ученых разговоров. Увы, никогда я не буду толстовцем! В женщинах я прежде всего люблю красоту, а в истории человечества - культуру, выражающуюся в коврах, рессорных экипажах и остроте мысли".1 Т. 15, стр. 238-239.

А в письме 27 марта 1894 г. сообщает Суворину: "Толстовская мораль перестала меня трогать" (Т. 16, стр. 132.)