Глава 47
Получив через домофон (без расспросов и с первого гудка) доступ в подъезд, я лифтом поднялся на нужный этаж и вошел в гостеприимно распахнутую дверь ингиной квартиры.
Пройдя пустой темный холл, я свернул на свет и оказался на пороге кабинета.
— Чего долго так добирался-то, практикант? — оправдывая Светкины загоны, вместо приветствия, упреком встретил мое появление в комнате Артем Борисович, по-хозяйски развалившийся в кресле за столом с огромной кружкой чая в руках.
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!.. — тут же среагировал на голос шефа Финик, в неизменных своих светонепроницаемых очках-консервах и почему-то с забинтованным лобешником, и подорвался от стола (возле которого сидел прямо на голом паркете) мне наперерез.
Спасаясь от теневой гончей бегством обратно в холл, краем глаза я все же успел заметить и хозяйку квартиры. Инга сидела в дальнем углу на сильно потрепанном, местами даже порванном и заляпанном бурыми пятнами кожаном диване, и пустым взором пялилась в стену напротив.
— Финик, фу! Место! — рявкнул на гончую Борисыч.
И очкастый монстр с сердитым шипеньем все же его послушался.
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!.. — потребовал от начальника вернувшийся к столу очкастый шантажист. И, получив от шефа добрую половину тушки сырой курицы, с довольным урчаньем скрылся пировать куда-то за стол.
— Инга, да хорош уже себя изводить, — попытался достучаться до отреченной женщины Борисыч, жестом указывая мне присаживаться на пустой стул у стены, напротив стола. — В ее побеге нет твоей вины. Кто ж знал, что у лизаветиного снадобья случится такой сбой.
— Артем Борисович, я обязана была проследить за ней после приема лекарства хотя бы час, — стала каяться Инга. — Но эта стерва так искусно притворилась спящей, что я поверила. Оставила следить Финика, и отошла принять душ…
— Финик хороший, — среагировав на свое имя, высунула на секунду из-за стола лицо с окровавленным подбородком гончая.
—…Меня не было всего десять минут…
— Инга, да хвати уже посыпать голову пеплом, — нахмурился Артем Борисович. — Ты мне уже раз сто эту душещипательную историю рассказала. Возьми себя в руки! — И, обернувшись тут же ко мне, неожиданно подытожил: — Вот такие паршивые у нас для тебя новости, практикант.
— Артем Борисович, я не понимаю, — растерянно развел я руками.
— Сбежала подружка твоя, Сергей, — огорошил Борисыч и, отпив из кружки чая, продолжил: — Она же бывшее исчадье, которое ты мало того, что исхитрился вывести из аномалии, но еще и каким-то невообразимым образом на несколько месяцев смог сделать своей верной союзницей… Вот отсюда, из это комнаты, с того разодранного дивана, она час назад и сбежала.
— Но как?..
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!.. — напомнил о себе умявший курицу и выскочивший из своего закутка за добавкой Финик.
— Инга, я тебя прошу: уведи его пока ну хотя бы на кухню, — обратился к хозяйке квартиры Борисыч. — У нас с практикантом серьезный разговор, а этот обормот будет затыкать меня после каждого слова.
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!..
— Хорошо, мы не будем вам мешать, — кивнули Инга, поднимаясь с дивана. — Финик, пошли.
— Финик хороший, — с важным видом проинформировал нас гончая, впервые за вечер соизволив распрямить спину и из скачущего на четвереньках животного превратиться в прямоходящего человека.
— Да кто ж спорит, дружочек, — по-отечески погладил его по плечу Борисыч. — Иди с Ингой, она тебе что-то вкусненькое даст.
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!.. — рванул к своей няньке обнадеженный очкарик.
— Артем Борисович, ну зачем вы?.. У него ж режим. Диета, в конце концов. Сами знаете, он ежели пережрет, потом дня на три неуправляемым становится.
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!..
— Да перестань, сегодня можно, — отмахнулся Борисыч. — Под мою ответственность. Нехай бедолага пережитый стресс заедает.
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!..
— Ну, потом не говорите, что я не предупреждала, — проворчала Инга и, подхватив за руку шипящего подопечного, вывела Финика из комнаты.
— Спрашиваешь, как из твоего тела она перенеслась в другое? — тут же вернулся к прерванному гончей разговору Борисыч. — Первую скрипку во всей этой чехарде с переселением сознания из тела в тело, разумеется, сыграл твой редкий теневой талант, практикант. Как ты и сам, наверняка, догадался, пробудившийся в свернутой аномалии
— Это-то мне и так все было понятно, — закивал я.