— Я крайне недоволен тобой, смертная, — продолжил Высший после короткой паузы. — И, хотя прямых доказательств твоей измены в посмертном воспоминании посредника не выявил, косвенной виновницей срыва задания все же объявляю тебя. С последующим наложением соответствующего штрафа, разумеется… Согласна с приговором, или желаешь оспорить? — в голосе окончательно смирившегося с потерей ценного миньона Высшего послышались знакомые насмешливые нотки.
— Да, я согласна, Высший, понести заслуженную кару, — понурила голову (внутренне возликовав) Линда.
— Разумно, — хмыкнул Высший в голове. — Оставайся в городе. Я свяжусь с тобой позже.
Три зеркала на столе перед хаосисткой мгновенно покрылись мириадами трещин и одновременно осыпались на стол грудами бесполезных осколков.
Прогоревшая до основания свеча погасла.
И в навалившейся со всех сторон темноте раннего осеннего вечера откинувшаяся на спинку кресла девушка стала читать загоревшиеся перед глазами строки системного уведомления:
— Вот чертяка мстительный! — прошипела Линда, и в следующее мгновенье ее физическое тело перекосило от начавшейся принудительной перестройки теневых параметров.
Интерлюдия 11
Боль — это хорошо…
Боль — это правильно…
Боль — это значит, что она жива и сможет дальше мстить чудовищам, отобравшим у ней самое дорогое, смысл ее жизни, ее девочку…
И очень скоро первыми жертвами кровавого возмездия
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!..
— Финик, да угомонись уже, наконец!
— Ахшшшь!..
С попутавшей берега тупорылой хозяйкой…
Лежащая с завязанными глазами пленница растянула губы в хищной ухмылке, обнажив на миг два ряда идеально ровных, молочно-белых зубов, с огромными (раз в пять превышающими длиной соседние) иглами верхних клыков.
— Милая, я же вижу, что ты меня слышишь. Может хватит уже играть в молчанку? Давай поговорим…
— Ахшшшь! Дай мне! Дай!..
— Финик, я тебя сейчас в кладовке запру!
— Ахшшшь!..
— Милая, будь добра, назови свое имя…
— Ррррр!.. — утробное рычанье из уст пленницы, стандартно спровоцировало рванувшее к лицу шипенье
— Ахшшшь!..
Убедившись однажды в надежности пут, фиксирующих тело в лежащем положении, пленница не велась больше на провокации тюремщицы и не пыталась повторно сорваться в рывок с жесткой лежанки, рычанием тролля в отместку ее легко ведомого цепного песика.
— Ррррр!..
— Ахшшшь!..
— Да прекрати уже вы оба! Ей богу, прямо, зверинец какой-то!
— Ррррр!..
— Ахшшшь!..
— Угомонитесь сейчас же! Или накажу!
— Ррррр!..
— Ахшшшь!..
Сорвавшийся с пут электрический разряд дугой выгнул тело пленницы, наполнив ее рот кровью из прокушенного языка, и аукнулся пробудившимся следом долгоиграющим пульсаром ноющей боли в не до конца еще отрегенерировавшихся ран в боку и на спине.
Боль — это хорошо…
Боль — это правильно…
В стороне обиженно взвизгнула наказанная за компанию псинка, страдания которой наполнило ледяное сердце
Раздавшаяся трель телефонного звонка заставила пленницу напрячь до предела слух.
— Ага, вечер добрый, Артем Борисович, — послышался приглушенный расстоянием голос тюремщицы, отошедший для разговора по телефону куда-то в дальний конец помещения. — Увы, пока мне нечем ваc порадовать. Все без изменений. Ранения затянулись почти, а…
— Ахшшшь!.. — воспользовавшись моментом, ублюдочная
Последней пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не сорваться в рычащий ответ. Не получив, в итоге, которого гончая, пошипев еще секунд десять для острастки, победно констатировала:
— Финик сильный! — И свалила, наконец, восвояси, оставив поверженную пленницу дослушивать удаленный шепот хозяйки.
—…полагаете? Хорошо, отправляйте мне это снадобье с кем-нибудь, и я попробую… Конечно, буду дома. Куда я теперь отсюда денусь-то… Договорились, жду… Да уж, хотелось бы. И вам, Артем Борисович, спокойной ночи!
Глава 44
— О, практикант, здорово! Как я рада тебя видеть! — Светлана даже выскочила из-за своей стойки мне навстречу и, не позволив ни слова сказать в ответ, продолжая болтать, прямо на пороге офиса заключила в свои жаркие объятья. — Ну вот же ж — совсем другое дело. Обратно на человека стал похож. В нормальном пуховике, без лака ублюдского на ногтях и с прикрытой шапкой лысиной. Осталось только висюльку из уха вынуть, и от прежнего выпендрежника даже воспоминания не останется.
— Да я б с радостью, но…
— Ой, да знаю я, — отмахнулась балаболка. — Артефакт из брюлика твоего Лизавета втихушку сварганила. И теперь так просто с этой красотой в ухе ты не расстанешься.