Истребление с наскока первой стаи царусов, как и ранее с бестиями, произошло до смешного просто. Как и обещала Серафима, это случилось на площадке седьмого этажа. На несколько секунд «зубастикам» была предоставлена счастливая возможность безнаказанно рвать зубами и кромсать когтями замершую в середине этажной площадки призрачную фигуру. А когда царусы, утомившись от череды бесполезных попыток, привыкли к присутствию призрака и перестали остервенело атаковать его всей стаей,
Выстоять в навале еще трех стай с верхних этажей, последовавшем после истребления царусов на седьмом, Марине удалось с большим трудом. Из-за обилия вдруг навалившихся противников, даже молниеносная реакция бывшего исчадья не всегда успевала уберечь тело от болезненных касаний царусов, разом атакующих со всех сторон. Неуязвимое доселе, теперь (особенно в первые секунды навала) тело стало густо покрываться полосами царапин и следами глубоких укусов. В основном страдали руки. Правую твари стремились зацепить, потому что в ней было зажато опасное для них копье, а левой доставалось не меньше, потому как ей Марина прикрывала от зубов царусов горло.
Но и союзница, разумеется, не оставалась в долгу. На максимум задействовав свой боевой потенциал, она вертела копьем, как пропеллером, ежесекундно сбивая на лестничные ступени по твари. И параллельно то и дело рывками перемещалась на несколько метров вверх-вниз по ставшему ареной сражения лестничному маршу, выскакивая таким незамысловатым макаром из мощных челюстей царусов, бульдожьей хваткой цеплявшихся за разные части тела.
Растянувшаяся почти на минуту схватка закончилась, разумеется, очередной победой бывшего исчадья. Но добивая последнего врага Марина сама уже шаталась от усталости, с трудом удерживаясь на дрожащих ногах.
Все мое тело было залито кровью своей и чужой буквально с головы до пят. Одежда превратилась в лохмотья. И сквозь десятки прорех многочисленные царапины и укусы фонили такой болью, что даже терпеливая союзница, не в силах сдержаться, теперь мучительным стоном сопровождала каждое самое незначительное движение.
В пылу схватки, из-за адреналина, боль от ран притуплялась, но СЕЙЧАС… Я в своей изоляции, когда адский ад мелькающих здесь и там зубов и когтей наконец прекратилась, и отложенная до победы боль заявила о себе в полную мощь, просто заорал благим батом, на чем свет стоит костеря и Серафиму, и Марину. Одну за то, что отправила марионетку в одиночку биться с полчищем «зубастиков». А вторую — что, блин, рада стараться, маньячка фигова.
Видимо, случившийся болевой шок разблокировал наш ментальный канал связи. Ну хоть какая-то польза от жутких страданий…
И действительно боль в сплошь изрезанных руках и лице, и на частично разодранных ногах, боках, спине и животе, сразу стала заметно тише.
Это как ты?.. — не договорив (мысленно, разумеется), я сам догадался
Вон оно как, значит, Марина тоже может применять мои навыки. А, впрочем, чего это я туплю-то, ведь она с самого начала использует в бою воздушное копье, а это ж тоже навык. Выходит, она может ими пользоваться, но происходит у нее это спонтанно, само собой, когда сильно припечет, и очень надо.
Марин, а попробуй… — я снова замолчал не договорив, осознав вдруг, что понятия не имею, в какой ситуации у нее мог бы самопроизвольно открыться
Но ответить ей я уже не успел.
— Ох ты ж ё-моё, — раздался с заваленного трупами «зубастиков» лестничного марша голос Серафимы. — Славно ты их тут намесила… Ага и тебе, гляжу, в этот раз прилетело. Ладно, не криви рожу-то, добрая тетя Серафима ща поможет.
Дальше моя правая ладонь снова оказалась в цепких лапищах женщины-горы, и через мгновенье тело прошило разрядом снимающей усталость эйфории. А перед глазами загорелись строки очередного, фиг знает какого уже по счету, системного лога:
Гадство! Я снова оказался в изоляции.