Разбуженные вероломной атакой твари, просыпаясь, пытались яростно отбиваться, кусаясь и царапаясь в ответ. Но пребывающая в состоянии аффекта женщина, абсолютно не чувствуя боли, продолжала их убивать.
Если бы в тот момент кто-то с камерой смог со стороны заснять происходящее на балконе, а потом показал получившееся кино Марине, женщина не поверила бы собственным глазам. Обливающееся своей и чужой кровью обезумевшее существо неистово хохотало и, не замечая свои с мясом сорванные ногти, голыми руками рвало тушки шипящих пушистиков.
На ее хохот и шум яростной схватки, к балкону стали стекаться разбуженные пушистики из соседних квартир. Отбиваться от атак посыпавшихся со всех сторон пушистиков в тесноте балкона стало неудобно, женщина переместилась в спальню, и бойня продолжилась уже там.
Физическая боль, от бесчисленных синяков, разрывов, порезов и укусов, притупляла разрывающую сердце внутреннюю боль. И она продолжала упиваться безумием отчаянной схватки… Казалось бы, неоднократно раненная женщина давно уже должна была рухнуть от обильной кровопотери. Но смерти врагов, невероятным образом, постоянно подпитывали избитое, истерзанное тело женщины порциями живительной энергии, которая закрывала раны и наполняла утомленные мышцы силой.
И она убивала снова. И снова. И снова…
Чтобы заполнить чудовищную пустоту внутри чарующим ощущением прилива энергии от чужой смерти.
На рассвете она мгновенно засыпала. Но пробуждаясь, с наступлением сумерек, тут же отправлялась на охоту. Чтоб находить, и карать… Она уже давно забыла причину своей неистовой мести. Но боль в груди кровожадного монстра, в которого превратилась обычная когда-то женщина, каждую ночь гнала ее на охоту.
Так продолжалось долго. Быть может, целую вечность.
Но однажды, во время очередной охоты, она вдруг почувствовала на себе знакомый настороженный взгляд. Так когда-то на строгую мать смотрела ее послушная дочь.
Чья дочь? Почему смотрела? — существо так и не смогло вспомнить. Оно даже не почувствовало, как во время мимолетного контакта со сторонним взглядом лишилась остатков изуродованной тысячами убийств человеческой души.
Мимолетное наваждение прошло, и утратившее остатки человечности исчадье, с упоением, продолжило терзать врагов.
Глава 14
Я вынырнул из вязкого кошмара, как из трясины с тухлой, ледяной грязью — брр! — и ничуть не удивился, что рубашка оказалась насквозь промокшей от пота. Чудовищный сон, где я оказался на месте свихнувшейся от горя матери, обнаружившей на балконе собственной квартиры останки сожранной царусами дочери, до сих пор стоял перед глазами. Теперь я знал, что исчадье «осчастливившее» меня крестражем когда-то звали Марина.
Надо мной размеренно похрапывала Серафима. Женщина, откинувшись спиной на ствол берха, и свернув руки калачом на животе, практически лежала на складном стульчике, который, несмотря на хрупкий вид, стоически выдерживал ее немалый вес. Над головой ярко сияли тысячи звезд. Ночь, походу, только-только вошла в полную силу, и до рассвета было еще безнадежно далеко.
По-хорошему, следовало попробовать снова уснуть, но, из опасения рецидива только что пережитого кошмара, я не то, что заснуть, глаза даже боялся теперь закрыть. Чтоб хоть как-то отвлечься, решил разобраться с текущими показателями Персонального Кольца Развития, где за перебитые стаи царусов должно было отразиться немало очков теневого развития и теневых бонусов.
Привычным движением указательного пальца шевельнул кольцо по часовой стрелке, и перед глазами тут же загорелся длинный перечень знакомых строк: