— Вообще-то, крестраж тебе в итоге за все прилетел, — отрубила соседка. — С которым вообще не факт, что ты оставшиеся три дня вытянешь.
— Да че заладила: крестраж, крестраж… Подумаешь, татуировка на пузе появилась. Она уже даже не болит почти.
— Ну-ну… Ладно, умник, давай спать, утро вечера мудренее… На корточки сможешь опуститься?
— Да, вроде, должно получиться.
— На вот, — Серафима сунула мне в руку добытую из кармана подушку. — Я на стуле без нее как-нибудь обойдусь. А ты под задницу подложили. Хоть и лето на дворе, за ночь камни все одно остынут. С ней же хоть какая-то будет защита от холода.
Через несколько секунд я благополучно уселся на подушку и, спиной прислонившись к шершавой коре берха, закрыл глаза. Думал, в такой неудобной, скрюченной позе не смогу заснуть, и буду просто молча сидеть в ожидании рассвета. Но накопившаяся за безумный день чудовищная усталость взяла свое, и я вырубился практически мгновенно.
Интерлюдия 2
Марина очнулась словно от толчка. Распахнула глаза и увидела смутные очертания коридорных стен. Оказалось, пока она пребывала в отключке, за окном наступила ночь.
Она вспомнила, как готовила на кухне обед, когда из комнаты раздался вдруг истошный визг дочери, сопровождающийся звоном бьющегося стекла. До полусмерти перепуганная женщина бросилась к ребенку, но не добежала. На пороге ни с того, ни с сего отказали ноги, и разогнавшаяся Марина полетела на пол, споткнувшись на ровном месте. А тут же ее сознание накрыла непроглядная чернота.
Воспоминание о кричащей дочери подбросило женщину вверх. Рывком вскочив, Марина метнулась в гостиную и обнаружила в комнате страшный бардак.
Отброшенный к стене большой обеденный стол стоял на боку, зеркальная дверца стенного шкафа была вдребезги разбита, и на рассыпавшихся по всему полу осколках валялись вывалившиеся из открытого шкафа вещи. Все это она увидела в лунном свете, льющемся из настежь распахнутого окна.
Выключатели не работали, электрический свет зажечь не удалось. Но и лунного оказалось достаточно, чтоб убедиться в отсутствии дочки в гостиной. Что стряслось нечто ужасное, было понятно без слов.
На негнущихся ногах женщина подошла к окну и, нагнувшись над подоконником, глянула вниз. Они жили на седьмом этаже, и, если дочка выбросилась, уцелеть после падения с такой высоты было практически невозможно… Целиком шапку густого кустарника внизу, с верхотуры седьмого этажа, разглядеть не удалось. Но увиденная часть, вроде, выглядела целой, без сломанных веток, что никак не могло быть, при падении в кустарник с седьмого этажа десятилетнего ребенка.
Чуть выдохнув, женщина стала разгибаться в оконном проеме, и вдруг увидела невероятное чудовище, размером с крупную собаку, спокойно шагающего по асфальту пустой дороги. В отличии от четвероного друга человека это существо на массивной лобастой башке имело пару бычьих рогов, а в оскаленной пасти — такой внушительный набор зубов, увидав который, сдохла б от зависти любая акула.
Словно почувствовав направленный на нее взгляд, жуткая образина на дороге вскинула вверх морду и, безошибочно угадав среди обилия окон многоэтажки маринино, жадно облизнулась на одинокую наблюдательницу.
Перепуганная до полусмерти женщина отшатнулась от окна, и руками зажала рот, глуша рвущийся наружу отчаянный крик… Но нет, она не имела права поддаваться панике. Ведь где-то в квартире спрятался ее до полусмерти перепуганный ребенок. И она обязана оставаться сильной, чтоб найти дочурку.
— Света? Дочка? — осторожным полушепотом позвала Марина девочку, взяв себя в руки.
Увы, ответом ей была лишь звенящая тишина.
Вернувшись на кухню за телефоном, Марина попробовала зажечь фонарик, но чертов гаджет оказался полностью разряжен, и бессовестно игнорил все ее отчаянные попытки реанимировать кусок бездушного пластика.
Пришлось продолжать поиски при лунном свете, благо в спальне тоже имелось широкое, в полстены балконное окно, а совмещенный санузел частично освещался из залитого лунным светом коридора.
В спальне царил идеальный порядок, а в туалете с ванной — такой же бедлам, как в гостиной, с разбитым зеркалом, сдернутой шторкой душа и перевернутыми полками с шампунями, парфюмом и косметикой. Но девочки снова нигде не оказалось.
На страшную находку Марина наткнулась, когда, обшарив всю квартиру, решила заглянуть на балкон. И там, на полу, в окружении полутора десятка свернувшихся калачиками белоснежных пушистиков, она увидела горку обглоданных детских костей и практически не тронутую голову своей мертвой дочери.
Неистовая злоба захлестнула лишившуюся ребенка мать. Осатаневшей фурией она набросилась на спящих убийц своей дочери, и стала рвать пушистые тела прямо голыми руками.