Разврат (ЛП)

Северус никогда не испытывал подобного искреннего чувства. Женщинам он всегда был нужен из корыстных побуждений: чаще всего ради секса. Тогда как Гермиона заботилась о нем, и ей не было безразлично, что с ним случится. Вопреки всем попыткам разубедить ее, ей не стало все равно. И она простила его. Он не заслужил этого, но она простила его и, несмотря на его неподобающее поведение, переспала с ним. И ему это понравилось. И ей тоже. Так где же она, черт побери?

– Гермиона?

Тишина.

Он сощурил свои темные глаза, вглядываясь во мрак вокруг лагеря.

– Люмос, – пробормотал он, подняв палочку и медленно поворачиваясь. У него перехватило дыхание.

Следы. Он увидел следы животных. И кое-что еще. Погром. Что-то тащили.

– Боже, черт возьми! – простонал Северус, и его душу заполнил страх.

Присев, он провел пальцами по борозде, зияющей среди покрывшего землю пепла. Подняв руку и поднеся ее к свету, он разглядел кровь. Волна ужаса захлестнула его с такой силой, что он рухнул на колени.

Всхлипнув, Северус тут же подавил эмоции, поморщившись. Это была его вина. Он сделал это с ней. Он держал ее здесь рядом с собой, несмотря на то что знал, как это опасно. Это был чистый эгоизм. И он даже не установил свои гребаные защитные заклинания!

Он ударил себя кулаком по бедру, зажмурившись от боли. Он настолько отупел, что стал неспособен даже защитить ее. Как он мог забыть про чертовы заклинания? Ему явно так не терпелось потрахаться, что он позабыл обо всех мерах предосторожности, которые стоило предпринять, исходя из его опыта и выучки.

– Вот же ж блять! – выдавил он.

Снейп всегда винил Лили за то, что она выбрала не его. Он убедил себя, что, если бы она была с ним, он смог бы спасти ее, и что к смерти ее привел собственный глупый выбор. Но это явно было не так. Они с Гермионой уже пять дней шли навстречу опасности. Он точно знал, что нужно было сделать для ее защиты, и просто не сделал этого. И Лили бы он тоже не спас. Без сомнения, он и в этом умудрился бы облажаться. Он больше не мог считать, что Лили сама виновна в случившемся с ней. Или упрекать Гермиону, что она не разбудила его. Или винить отца за то, что тот был мудаком и пьяницей. Или Дамблдора за то, что тот требовал от него слишком многого.

Гребаный герой? Это какая-то идиотская шутка. Он неудачник, и вызванный этим стыд, был огромен: давил на него, стремясь прихлопнуть, как какого-то трусливого таракана.

Снейп стоял на коленях среди рассыпанного вокруг пепла так долго, что перестал ощущать свою руку, до онемения сжимающую палочку. Он мог бы покончить с собой здесь и сейчас. Ну или подождать, пока они не заберут и его тоже. Возможно, она уже мертва. Какой смысл убеждаться в этом самому: увидеть, к чему привел его эгоизм?

Но что, если она жива? Что, если она ждет спасения? И вот он, ее спаситель, на коленях в грязи, как бесполезное дерьмо.

Северус тяжело вздохнул, вытирая глаза рукой. Никакого эффекта неожиданности уже явно не будет: да его и не могло быть. Если его предположения оправданы, они наверняка все это время знали, что Снейп и Гермиона идут к ним.

Он просто пойдет и предложит себя вместо нее. Это лучшее, что он может сделать. Ее жизнь стоит тысячи его жизней. Она удивительная. И совершит еще много хорошего и значительного.

С трудом поднявшись на ноги, он обошел потухший костер и направился к равнине.

По крайней мере, вероятно, он сможет увидеть ее еще раз. Трудно предугадать, в каком она будет состоянии. Ему была противна сама мысль, что все закончится именно так, когда он по глупости осмелился вообразить, что сможет сыграть с ней в шахматы на нормальной доске, попробовать новые блюда, охуенно приготовленные ею, и провести ночь в ее спальне, которую она ненавидела бы меньше, если бы он был рядом.

Его глаза влажно заблестели, и Снейп моргнул, подавляя боль, как делал всю свою жизнь. Еще есть вероятность, что никого из них не отпустят: что они с Гермионой умрут вместе. Эту мысль вместе с роем всех остальных, которые, словно гнойные нарывы, продолжали зудеть внутри, он спрятал за броней безжалостности, являющейся не просто его щитом, а ставшей второй кожей, железной и непробиваемой. Которая помогла ему выжить.

Он легко накинул на себя личину развратного мудака. И она подошла ему. Он наслаждался этими краткими передышками от боли, бесконечной боли. И теперь ему нужно было вернуть самого себя. Последнее, что сейчас нужно Гермионе, – рыдающая размазня, оплакивающая то, чего никогда не случилось бы.

Вернув себе холодную решительность, Северус ускорил шаг. Он достал сигарету из пачки, сунул ее в рот, поджег и глубоко затянулся, продолжая двигаться навстречу огненному сиянию встающего солнца.

***