Развращение

Что ещё? В Брюсселе проходит конференция «Права человека в современном мире». Ага-ага: человека. В современном мире. Подлый какой эвфемизм — «современный мир». Вещи надо называть своими именами. Или хотя бы их половинками, раз уж нельзя выговорить правду целиком. Назвали хотя бы так: «мир после». Это было бы честнее.

Дальше, дальше. Экономика. Германия объявила об удвоении ВВП за два года… Идиоты, нашли о чём говорить. Кого теперь волнует ВВП? Конечно, в «мире до» это было ох как важно. А сейчас-то чем хвастаться?

Кения предъявила ультиматум Центрально-Африканской Монархии. Какая дичь, какие ультиматумы, они что, с ума все посходили? Надо посмотреть подробнее. А, нет, журналюги насвистели, как обычно. Не ультиматум, а всего лишь требование разобраться, наконец, со своим членством в Африканском Союзе. Давно пора их прищучить. ЦАМ — паршивая страна. Отдались гадам то ли пятыми, то ли шестыми. Просекли, так сказать, перспективу. Зато теперь Банги — моднючее местечко, очень милое, кстати. А что раньше было в этом Банги? Небось, пара хижин на берегу вонючей реки с крокодилами… Хотя, если честно, её любимая Франция тоже не очень-то сопротивлялась. Ну да чего уж теперь-то.

В дверь осторожно постучали.

Варлека быстро переключила комп на придверную камеру. Перед дверью номера топталась коридорная барышня. Её потная физиономия была закутана в зелёную гостиничную тряпку. Бурлеска, впрочем, уже видела её лицо — когда получала ключи от номера. Откровенно говоря, хиджаб ей был уже не нужен. Хотя кто его знает… мужчины бывают разные… Пр-роклятые гады.

— Вам письмо, — гукнула тётка в придверный переговорник.

— Оставьте у двери, — распорядилась Варлека, не вставая с места. Она встревожилась: бумажное письмо наверняка означало что-то нехорошее. Разумеется, гостиничная администрация должна была его проверить, но всё-таки.

— Горшок ваш? — буркнула коридорная, нагибаясь.

— Мой. Пожалуйста, уберите и принесите новый, — тяжело выдохнула Варлека, чувствуя, как духота наваливается на неё с новой силой.

Она подождала, пока шлёпанье ног в коридоре затихнет, ещё раз осмотрела камерой пространство — вроде никого не было, — потом осторожно приоткрыла дверь. На коврике лежал белый конверт с серебристым металлизированным краем. Судя по маркировке, срочное. Дорогое удовольствие. Единственная на сегодняшний день гарантия конфиденциальности: чирикать пером по бумаге. Всё остальное ненадёжно, гадские квантовые компьютеры ломают любые коды…

Стоп, занимаемся делом. Конверт. Обратный адрес парижский. Отправитель — профессор Альфонс Рейке. Что-то смутно помнится, был ведь в её жизни какой-то Рейке… очень давно, ещё до всех этих дел… как будто века прошли. Кажется, с кафедры судебной психологии. Не он ли автор книги «Покушение на личную неприкосновенность»?.. А-а! Ну конечно! Он же за ней ухаживал — в такой смешной старомодной манере. Но она предпочла археолога, потому что её тогдашняя подруга Августа Торанс ей сказала… хм, а ведь он кем-то приходился Августе? Муж, брат, любовник? Отец? Боже мой, отец — сейчас это слово стало отвратно двусмысленным, бывает ведь и это самое… нет, только не плакать, нет, не надо.

Она взялась за конверт дрожащими руками.

* * *

«Уважаемая госпожа Бурлеска» — профессор выводил слова по линованной бумаге тонким пером, аккуратно и разборчиво, — «возможно, вы помните меня по университету. Я некогда был научным руководителем вашей подруги Августы Торанс и вашим платоническим воздыхателем. Надеюсь, я не оставил у вас неприятных воспоминаний.

Я никогда не осмелился бы Вас потревожить, если бы не чрезвычайные и прискорбные обстоятельства, которые меня отчасти извиняют. Неделю назад с моей супругой Мартой случилось то несчастье, какое может в наше время случиться с любой женщиной. Особенно ужасно, что его причинил нашей семье мой — а также и Ваш — знакомый, Гор Стояновский. Мы никогда не были особенно близки, но я всегда уважал его как блестящего специалиста в области криминалистики и просто как человека…»

Женщина отложила в сторону письмо, чтобы вытереть под паранджой вспотевшее лицо.