Развилка

Раздвигая болотные заросли и петляя между редкими чахлыми кривыми деревьями, мы отмахали от берега метров двести. Набрели на крохотный островок, который едва нас вместил, и остановились. Только устроились, как послышались голоса. Они приближались, и вскоре стало понятно, что это немцы. Фрицы прочесывали лес, дошли по нашим следам до болота и раздался крик Авдеева:

— Ребята!!! Эге-ге-й!!! Выходите!!!

Разумеется, мы промолчали. Все посмотрели на старшину, и он приложил к губам указательный палец — тихо!

— Не надо прятаться! — продолжал надрываться Серега. — Немцы тоже люди! Пожрать дали и обещают отпустить! Хватит бегать! Отвоевались — штыки в землю! Скоро германцы Киев возьмут, а потом Москву, скинут усатого кровопийцу Сталина и заживем! Иваныч! Андрюха! Семен! Демьян!

Он звал нас, а мы продолжали молчать. Но вскоре немцам надоело ждать, когда мы выйдем, и они стали стрелять. Высоко над головой прошло несколько очередей, а потом грохнули два взрыва. Немцы бросили в заросли пару гранат и успокоились.

Тишина. Враги затаились или ушли. Проверять не стали, слишком рискованно, и мы просидели на островке до наступления темноты.

Ночь опустилась на землю и болото ожило. Тысячи лягушек стали петь свои песни, и старшина решил рискнуть. Он вывел нас обратно в лес, не к тому месту, где мы входили в болото, а немного левее. После чего группа двинулась на восток и через час уперлась в дорогу.

Несмотря на темноту, движение вражеских войск продолжалось. Но немецкие колонны проходили гораздо реже, и у нас появился шанс.

— За мной! — старшина первым выбежал из леса и оказался на открытом пространстве.

Группа последовала за лидером, и мы бежали так быстро, что, очень может быть, побили пару мировых рекордов. Проскочили дорогу и убранное поле. Отмахали километр, не меньше, и только тогда остановились.

Перекличка. Шестеро здесь, одного нет. Пропал Иванов, пулеметчик из 1-го взвода, степенный мужик.

Осмотрелись. Иванова нигде не видно. То ли отстал, то ли остался в лесу, то ли соблазнился речами Авдеева и надумал сдаться. Гадать не стали, толку от этого нет никакого, и группа продолжила движение.

Сколько прошли, сказать сложно. Километров пятнадцать точно. И к утру набрели на небольшой полевой стан, который раньше использовался местными колхозниками.

Просторный навес. Под ним брошенные веялки и еще какая-то сельхозтехника. Людей нет. Собак не слышно. А в воздухе противный запах горелого мяса и шерсти.

— Сюда! — позвал нас Садчиков.

Побежали к нему. Он стоял над большой ямой, смотрел вниз и на его бледном лице был ужас.

Я остановился, тоже посмотрел в яму и меня едва не вывернуло.

В яме были трупы, пять человек, взрослые люди, и две собаки. Их расстреляли, а потом облили бензином и подожгли. Вот только топлива оказалось мало. Тела обуглились, но полностью не сгорели.

— Евреи… — выдохнул Семен Колесников, еще один уцелевший боец нашего взвода.

— Почему так решил? — спросил старшина.

— А вот… — он поворошил ногой испачканную засохшей кровью траву возле ямы, и мы увидели украшение, шестиконечную звезду Давида, судя по всему, из серебра. А немного дальше обрывки мужской и женской одежды. Я хоть в этом и не специалист, но, судя по всему, в яме, действительно, сжигали евреев. Кто, зачем и за что? Мы не следственная бригада милиции.

Молча, ни слова не говоря, все отошли от ямы, обыскали полевой стан и нашли немного еды, сухари и кусок колбасы.

Вдали послышался шум моторов, и мы опять бросились бежать…

День пролетел незаметно. Шли и останавливались. Опять шли, а потом прятались. Ближе к вечеру выскочили еще на одну дорогу, обычную грунтовку, и обнаружили на ней разбитую советскую автоколонну. Много сожженных и раскуроченных взрывами автомобилей, мотоциклы и тягачи, один танк БТ-7 и рядом с ним два броневика. Автоколонну разбомбила авиация, сомнений не было. Трупов нет, наверное, успели собрать.

Пока никого не было, и нам не мешали, посмотрели, что в грузовиках, и нашли ящики с рыбными консервами. Набрали, сколько смогли, собрались уже уходить, но не успели. Появились немецкие мотоциклы с колясками. Бежать поздно. Справа и слева открытое пространство, нас посекут из пулеметов.

Затаились под разбитой полуторкой. Немцы нас не видели, остановились, и начали осматривать автомобили. Видать, искали, чем поживиться.

— Короче, — прошептал старшина, — придется принять бой. Фрицев шестеро и нас столько же. По моей команде наваливаемся на них. Не стрелять. Берем противника в ножи. Вопросы?

Вопросов не было, и мы приготовились к бою. Я отставил в сторону карабин и вытащил штык-нож. Ладонь сразу вспотела — нервы шалят. Однако я не боялся. Страха не было. Совсем. Мозг, словно отключился, и я был готов убивать.

Немцы были сытые и расслабленные. Рукава засучены. Воротники расстегнуты. Каски брошены в мотоциклах. Автоматы за спиной. Они чувствовали себя в полной безопасности, наверное, до сих пор считали, что война легкая прогулка. Ну-ну, они не первые и не последние, кто так думал.