Развилка

Впрочем, вскоре все плохие мысли меня оставили. Я сам постарался их прогнать, ибо так легче жить. Нам дали короткий отпуск и когда мы из него вернулись, казаков и меня осыпали наградами. Каждый участник экспедиции получил медаль «Герой ДКС», которую учредили всего неделю назад. Моя за номером восемь. А кроме того премии в золоте, каждому по двадцать царских червонцев, и наградное оружие, немецкие пистолеты «вальтер» с дарственными серебряными пластинками на рукоятках. Ну и, конечно, повышение на один чин. Все это происходило за закрытыми дверями и в узком кругу. После чего начался переезд на новую базу.

Служба продолжилась. Алейник так и не появился, пропал старый казак. Зато в Новочеркасск вернулся Иванов, который по поручению Бискупского стал мотаться по лагерям военнопленных и набирать добровольцев в русские бригады. А в промежутках между своими поездками он нарезал нам задачи. В общем-то, самые обычные. Сопроводить чиновника или важного гостя, обеспечить чью-то безопасность или проверить пару-тройку адресов на предмет логова подпольщиков или криминальных элементов. По сути, все это мелочевка и мы выполняли роль пожарной команды. Если необходимо что-то срочно сделать в плане силового прикрытия, а рядом никого нет, вызывали нас. И так однажды я познакомился с генерал-лейтенантом Исааком Федоровичем Быкадоровым, еще одним донским лидером, который до недавнего времени находился заграницей. У него имелись трения с некоторыми казачьими атаманами и на родину он не спешил. Но создание Доно-Кавказского Союза побудило его приехать в Новочеркасск и попросить Краснова о назначении, хоть в гражданскую администрацию, хоть на военную должность. И пока Петр Николаевич размышлял, я две недели сопровождал Быкадорова в поездках по казачьим землям. А заодно знакомился с его статьями. Умный человек — этого не отнять и некоторые его высказывания в эмигрантских журналах запомнились мне особо.

Например, вот эта цитата:

«Казачество всегда едино, цельно в разрешении и понимании своих внутренних казачьих вопросов. Во мнениях же, взглядах, отношениях к вопросу внешнему для него — русскому, казачья интеллигенция разделяется, распыляется, забыв о главном, единственно незыблемом — об интересах своего народа, народа казачьего. У русской интеллигенции здесь, за рубежом, и у советской власти там, в СССР, получилась удивительная согласованность в устремлениях внедрить в сознание казачества (у первой — в эмиграции, у второй — в родных наших краях) убеждение, что казаки являются русским (великорусским) народом, а «казак» и «крестьянин» — тождественные понятия. Заботы советской власти о подобном «воспитании» казачества вполне понятны: они преследуют практические цели: затемнением национального самосознания у казачества, внедрением психологии великоросса ослабить сопротивление советскому строительству. Однако казаки никогда себя не осознавали, не ощущали и не считали великороссами (русскими), — считали русскими, но исключительно в государственно-политическом смысле (как подданные Русского государства)».

Каково? Мне понравилось, потому что показалось правильным, и я его слова записал в блокнотик. А когда Быкадорова назначили командиром 2-й Донской казачьей дивизии, которая существовала пока только на бумаге, мы расставались, словно хорошие приятели. Не друзья, конечно. Он старше по возрасту и по званию. Но приятели точно.