Разведка уходит в сумерки

Убежденность, что все будет так, как нужно, уже давно не оставляла Сиренко, и поэтому мелкие неприятности, даже постоянная опасность, не действовали на него. Он был уверен, что все пройдет, а задачу они выполнят. Просто нужно как следует поработать, пораскинуть мозгами, а если нужно — то и разумно рискнуть. Оставшись один на один со своей рацией, он повздыхал, доел остатки сала и захваченных у немцев русских галет под названием «Поход», напился и покурил.

Потом долго наблюдал за какой-то лесной пичужкой. Она деловито обследовала ветку за веткой, смешно склоняя головку то в одну, то в другую сторону. Когда в лес пробились солнечные лучи, Сашка прикинул, что немцы могут начать передвижку, и включил рацию в надежде поймать далекое или близкое бормотание. Эфир жил своей обычной жизнью — пищала морзянка, причем сразу можно было отличить почти сливающийся почерк опытного мастера и раздельные, старательно отстуканные точки и тире начинающего радиста. Доносились обрывки команд, чьи-то переговоры, но нужного бормотания он не слышал.

Он снова выключил рацию, покурил и обошел командный пункт.

Делать было нечего, и Сашка, уже не заботясь о сохранности батарей, послушал последние известия, потом поймал переговоры авиационных командиров, которые наводили свои самолеты на цель, и с интересом проследил, как «соколы» громили врага, докладывая о сброшенных бомбах, и так увлекся, переживая перипетии невидимой операции, что только случайно понял, что мимо него промчалась автомашина — мембраны наушников даже заколотились. Теперь это было не бормотание, а прямо-таки барабанная дробь.

Быстро выключив рацию, Сашка подхватил автомат. Он не успел решить, что ему делать: на опушке грохнул выстрел, потом прозвучала короткая очередь. Несколько секунд он прислушивался. Мозг работал четко и быстро. Ни страха, ни колебаний Сашка не испытывал. Были собранность и решительность, странно соединенные с осмотрительностью и расчетливостью.

Он сразу определил, что победа на стороне разведчиков: в то, что их мог уничтожить враг, он просто не верил. Не такие уж они дураки, чтобы попасться втроем на одну короткую очередь. Сашка правильно определил, что стрелял кто-то из машины и его добили очередью. На мгновение очень захотелось побежать и узнать, что случилось, но та дисциплина, то уважение к приказу, которые стали сущностью взвода, а значит, и Сашки, оставили его на месте — ведь он должен прикрывать тыл и, главное, рацию.

И вместо того чтобы побежать к своим, Сашка вернулся к рации, повесил ее на ель в самую гущину темных, покрытых светло-серыми лишаями ветвей и деловито приготовил гранаты. Если проскочила одна машина — вполне возможно, что позади идет вторая.

Когда он услышал звук мотора, он не удивился, не испугался: все развивалось именно так, как он предполагал. Нужно действовать. Как действовать — он тоже знал заранее. Раз Андрианов и Дробот считают, что им нужно быть впереди, раз они не идут на помощь Сиренко, значит, у них какое-то очень важное дело. А раз так, то он обязан обеспечить им выполнение этого дела. Как именно — он решит на месте.

И Сиренко, забрав гранаты, выдвинулся на взгорочек у дороги.

Теперь уже явственно слышались звук мотора и лязг гусениц — сомнений не было: шел либо танк, либо бронетранспортер. И в том и в другом случае было ясно, что в машине проехал кто-то очень важный, если вслед за ним движется боевая машина. Она может угрожать разведчикам, и следовало ее уничтожить или, по крайней мере, задержать. Мысля трезво и спокойно, Сашка понял, что выполнить эту, поставленную самой жизнью задачу он не сможет: остановить, а тем более уничтожить боевую машину одиночными гранатами и обеспечить своим командирам нормальное выполнение какого-то очень важного для них, а значит, и для всего взвода и для всех вообще дела он не мог…

Быстро вытащив из кармана запасной кусок провода, Сиренко связал четыре гранаты и выдвинулся к самой дороге. Связку гранат положил перед собой, а кругленькие, рубчатые «эфки» — справа от себя, на таком расстоянии, чтобы, после того как будет брошена одна, рука сама находила следующую. И только после этого он приготовил автомат и нож. Он вытащил его из ножен, попробовал на палец лезвие и засунул за голенище сапога. Даже мысли о том, что ему придется убивать людей, не пришло. Он ждал врага. А враг был в эти минуты безыменным, безликим, нечеловеком.

Работал Сашка быстро, сноровисто, как будто весь свой век занимался только тем, что перехватывал вражеские бронетранспортеры. Уверенность, что все его действия необходимы не столько ему, сколько другим, тем, кто выполняет главную задачу, не оставляла его и придавала спокойную, гордую красоту каждому движению.

Вероятно, он думал, что схватка эта могла окончиться смертью. Но мысли эти были скорее всего мимолетными. Они быстро пришли и так же быстро ушли — Сашка был занят более важным делом, чем забота о собственной персоне, как она ни была ему дорога.