Разведчики

Но они говорили совсем другое. И Зембровецкая поняла — это всерьез. И еще — это конец. Что же делать? Лгать, изворачиваться? Здесь это не пройдет. Предложить свои услуги, а они не нужны. Обещать… Что? И кто поверит в ее обещания. Она сидела застывшая и машинально отвечала на вопросы. Да, она закончила в Красногорске курсы. Должна была работать в Приморске, связаться с Петровым. Нет, к немцам она пошла не сама. Ее схватили, принудили. Что дальше? Зембровецкая встрепенулась. Что же говорить дальше? Запираться, все отрицать? Но они, наверное, все знают. И кто же поверит, что немцы предложили ей, разведчице, вот так ни за что ни про что сотрудничать с ними.

Как она стала агентом? Испугалась. Ей предложили служить, и она не нашла в себе сил отказаться.

Как нестерпимо жестко смотрят эти люди. Как они сильны… Она же чувствовала себя жалкой, потерянной, одинокой.

— Зембровецкая! — Это говорит тот, кого она знала под именем Курта Коха. — Вы должны быть откровенны, абсолютно откровенны.

Там ей тоже говорили об откровенности. Там она была откровенна.

А сейчас? Сейчас она лепетала:

— Я никого не выдавала, я только рассказывала…

— Что?

— О том, что была послана из Красногорска… — и ухватилась за соломинку: — я даже о рации не сообщила. Вот вы поверьте, только поверьте, — а сама думала: «Только бы обмануть как-нибудь, только бы дожить до утра, добраться до Вадлера и сказать ему, что Курт Кох, что Петр…

— Врешь! — ворвался в сознание голос Костомарова. — Врешь, гадина.

— Спокойно, Петр, — Румянцев холодно смотрел в мечущиеся глаза Зембровецкой.

— Послушайте, Зембровецкая, а не лучше ли рассказать правду? О наших разведчиках, о Петрове.

Они все знают, все! И Зембровецкая, захлебываясь, стала рассказывать о смерти Петрова. Она была уверена, что он погиб. О разведчиках, посланных на связь к Петрову. Одного из них убили в перестрелке. Другой — Руднев — сейчас в госпитале. Розенберг приказал «привести его в порядок», он хочет сам допросить его.

…Пошатываясь, спускалась Зембровецкая с крыльца. Курт Кох, предупредительно поддерживая ее, довел до легковой машины. Петр сел к рулю.

Ее родная земля, земля, которую она предала, теперь настороженная, враждебная. Небо — высокое, холодное, звезды — далекие-далекие.

Мчится машина темными улицами города, вырывается на шоссе, потом сворачивает в сторону, в поле. Остановилась.

— Пощадите… Я все сделаю, я всю свою жизнь… — она упала на колени, цепляясь за Румянцева.

Тот брезгливо отстранился.

— Именем тех, кого ты предала…

— Нет, нет! — она ползала по земле, растерзанная, жалкая. — Пощадите!

— …За измену Родине…

Глава восьмая ГИБЕЛЬ ПЕТРА

После того как Зембровецкая по заданию командования была уничтожена, Румянцев приказал Петру немедленно уйти из города. Петр очень просил лейтенанта позволить ему выручить Руднева. Но Румянцев категорически запретил. В отряд через Лизу Веселову и партизанского связного уже сообщено о Рудневе. Если что-нибудь можно сделать, партизаны этим займутся. Немцы не могли не знать о встречах Петра с Зембровецкой. Ее будут разыскивать, обязательно начнут допрашивать и его. Рисковать ни в коем случае нельзя. Он должен немедленно исчезнуть. Его дело сделано.

Сам Румянцев выехал из Приморска на два-три дня по своим интендантским делам. И этот отъезд сыграл роковую для Петра Костомарова роль. Дело в том, что все время пребывания в Приморске Петр страшно тяготился своей бездеятельностью. Он считал, что способен на большее, чем слежка за секретаршей Вадлера. И никак не мог примириться с тем, что ему надо исчезнуть из города после того, как Зембровецкая была уничтожена.

С одной стороны, он должен был выполнить приказ Румянцева, с другой — ему хотелось «оставить память», как он выражался, о своем пребывании в Приморске. В нем происходила внутренняя борьба. И в конце концов он решился действовать на свой страх и риск. В успехе задуманного Петр был уверен. Похищение из немецкого госпиталя Руднева и переправка его затем к партизанам продуманы во всех деталях. Костомаров не собирался действовать в одиночку. У него были союзники.

Как-то, когда Петр возился около своей машины во дворе ресторана, к нему подошел столяр Романец. Этого высокого, широкоплечего человека с серыми, умными, проницательными глазами Петр давно приметил. Он вместе с подручными ремонтировал подсобные помещения во дворе. Романец чем-то был очень симпатичен Петру. Может быть, напоминал старого мастера, первого учителя, который всегда был для Костомарова образцом коммуниста, настоящего человека.

У Романца были такие же неторопливые, уверенные движения, пытливый взгляд. И улыбка, спрятанная в усах, тоже была, как у старого мастера. И еще одно располагало: с немцами Романец держался спокойно, страха и подобострастия не выказывал.

Как-то подошел Романец к Петру.

— Работаешь, парень? — спросил он спокойно.

— Как видите.

— На немцев, — уточнил Романец.

— А вы — на Советскую власть, что ли, папаша? — угрюмо отпарировал Петр.