Разведчики (илл. В. Арцеулов)

Мысли были всё те же. Неизвестно еще, где будет наноситься главный удар и через какую станцию пойдет основной поток грузов для обеспечения этого удара, но противник уже настороже: в перехваченной директиве резидентам вражеской агентурной разведки прямо говорилось: «Усильте наблюдение за прифронтовыми железнодорожными станциями».

«Но кто же и как ведет наблюдение за моей станцией?» — напряженно думал майор.

Погруженный в эти размышления, он не замечал уже ни главного кондуктора, ни покачивающейся перед тормозной площадкой стенки переднего вагона, ни пейзажа, быстро мелькавшего в просвете между вагонами.

— Вы вот на дымок обратите внимание, товарищ майор, — вывел Булавина из задумчивости голос Сотникова.

Поезд шел теперь по закруглению, и паровоз хорошо был виден с площадки вагона, на которой находились Булавин с Сотниковым. Майор взглянул на трубу локомотива и заметил лишь частые выхлопы отработанного пара, слегка сизоватого от легких примесей дыма.

— Отличное сгорание, — удовлетворенно заметил главный кондуктор. — Умеют топить ребята! У них топливо не выбрасывается через дымовую трубу на ветер.

Булавину понравилась эта глубокая заинтересованность главного кондуктора в работе паровозной бригады, и он стал внимательнее прислушиваться к его словам.

— С такой бригадой, — продолжал Сотников, — не страшно даже, когда фашистские стервятники вдруг с неба обрушатся. Вы не думайте, товарищ майор, что раз мы накрепко с рельсами связаны, то беспомощны перед врагом.

Старик нахмурился, вспоминая что-то. В уголках его глаз резче обозначились глубокие, похожие на трещины морщины. Помолчав немного, он продолжал, слегка повысив голос:

— За примером недалеко ходить. В прошлом месяце везли мы в своем составе цистерну с авиационным бензином, и вдруг, откуда ни возьмись, — фашистский бомбардировщик. Спикировал раз, другой — и все мимо. Но вот одна бомба разорвалась все же неподалеку от поезда и пробила осколками цистерну с бензином. Что делать? Течет драгоценный авиационный бензин на землю, а его ждут наши самолеты на прифронтовых аэродромах. Взобрался я на цистерну, заделал мелкие отверстия деревянными колышками, которые всегда ношу с собой в сумке, а ту пробоину, что побольше была, решил собственной спиной закрыть. Уперся ногами в выступ рамы, схватился руками за лесенку, ведущую к люку цистерны, и доехал так до ближайшей станции. Правда, после этого от паров бензина я почти сознание потерял, но горючее спас все-таки.

«Позавидуешь такому старику!» — невольно подумал майор Булавин.

Поезд шел теперь под уклон, и скорость его все возрастала. Хмурый сосновый бор в легкой дымке тумана, голые серые поля, не прикрытые еще снегом, небольшие поселки с дымящимися трубами, отдельные домики и группы деревьев, черные от грязи дороги — все это, медленно у горизонта и стремительно вблизи полотна железной дороги, разворачивалось перед глазами Евгения Булавина.

Майор Булавин не упускал случая поговорить с местными железнодорожниками и потому был в курсе всех событий на станции.

С главным кондуктором Сотниковым он всегда разговаривал с особенным удовольствием, так как старик нравился ему.

— Не слыхали, Никандр Филимонович, — обратился он к Сотникову, — как там у паровозников с их стахановским лекторием? Не охладели еще к этому делу?

— Ну что вы, товарищ майор! — воскликнул Сотников. — Большой размах оно получило. В самом-то начале, когда Сергей Доронин подал мысль о таком лектории, с большой опаской отнеслись к ней некоторые. Война, мол, а вы академии тут какие-то затеваете. Мыслимое ли это дело? А Сергей им в ответ: потому, говорит, и затеваем, что война. Хотим, говорит, через лекторий опыт передовых машинистов обнародовать, научить всех лучше работать и тем помочь фронту.

Булавин давно уже знал и от самого Доронина и от других машинистов об этом лектории, созданном при техническом кабинете паровозного депо, но ему любопытно было теперь послушать, как к этой затее относится главный кондуктор — человек другой железнодорожной профессии.

— По-вашему, значит, дело это стоящее? — спросил Булавин, внимательно разглядывая суровое, обветренное лицо Никандра Филимоновича.

— Как же не стоящее, если в депо нашем каждый день растет число тяжеловесников? А знали бы вы, с каким трудом это новое дело рождалось! Чего только не говорили вначале: лекторий, мол, серьезное учебное заведение, кто же в нем лекции-то читать будет? Где профессоров раздобудете? А зачем, спрашивается, профессора для такого дела? Разве профессор лучше машиниста-стахановца сможет рассказать все тонкости ухода за паровозом, умение использовать профиль пути нашего участка дороги и многие другие практические вещи?

Никандр Филимонович испытующе посмотрел на Булавина, как бы прикидывая, согласен ли он с его словами.

Заметив улыбку на его губах и не зная, как расценить ее, он торопливо добавил: