Разведчик Николай Кузнецов

С катка возвращались оживленные, разрумянившиеся… «Вот, – говорил он, – и мышцы немного укрепили, и настроение поднялось!» Или поедем на лыках кататься. Я только быстро уставала, он ходил размашисто, споро. «За тобой не угонишься, – кричу ему. – Ты такой скороход!» Коля улыбнется в ответ: «Не волнуйся, сильно устанешь – на руках унесу до дому».

Николай очень любил театр и по возможности не пропускал ни одной постановки. Находили мы время и в кино побывать и на танцах.

Он часто ходил с книжками. Я спросила как-то его:

– Когда только ты успеваешь так много читать?

– В Кудымкаре, как за Полярным кругом, такие длинные ночи, – смеясь, ответил он мне, – что многое можно перечитать!..»

В летнее время молодежь города собиралась под Красной Горкой выше города. Среди играющих в волейбол на площадке педагогического техникума можно было видеть и Николая Кузнецова.

Любимым местом отдыха была и небольшая возвышенность, покрытая лесом, недалеко от города, по названию Сылпан. Этот живописный уголок всегда привлекал к себе молодежь. Здесь по воскресным дням отдыхающие играли, танцевали, пели песни, загорали и купались в светлой Иньве.

О поразительной способности Николая быстро знакомиться с людьми тепло вспоминает А. С. Кылосов, ныне известный в Свердловске скрипичный мастер.

– Городок наш был небольшой, – рассказывает Андрей Семенович, – поэтому, когда Николай Кузнецов появился в Кудымкаре, его сразу заметили многие.

Встретившись с ним однажды на улице, я внимательно посмотрел на него. А Николай Иванович ко мне с шуткой:

– Папаху мою хотите купить? Понравилась?

– Папаха хорошая, – отвечаю, – единственная в городе, приметна белизной и курчавостью.

– Где работаете, – спрашивает Кузнецов, – встречаемся часто, а не знаем друг друга?

– Я из театра, скрипач Андрей Кылосов.

– О, Андрико![4] Будем друзьями. А я из Кочевского района, кочевской парень – коми-морт Микоу…[5]

Позже мы часто встречались с Кузнецовым в кино, в театре, летом в парке. Завидев меня, он обычно издали приветствовал: «О! Андриас, Андрико!»… И сразу же начинал разговор на коми-пермяцком языке – о молодой жизни, о знакомых парнях и девчатах, о новых кинокартинах. Николай Иванович хорошо владел нашим языком. Бывало, он меня спросит: – Андрико, скажи, как правильно называется по-нашему (по-коми, значит!) – черемуха?

Пока я раздумываю, а он уже называет.

Наш язык довольно трудный, «ломаный», и некоторые слова часто произносятся неправильно, даже самими пермяками. А Николай Иванович всегда старался меня поправить в этом. Я до встречи с ним в Свердловске был уверен, что Николай Иванович действительно «кочевской парень» и довольно грамотный по тому времени (хотя село Кочево было самым глухим районом нашего национального округа).

Мы как-то незаметно близко подружились и часто встречались с «Микоу». Он даже говорил мне не то в шутку, не то всерьез, что пишет стихи на коми языке.

Николай Иванович был хороший рассказчик, шутник, умел посмешить собеседника. Не раз Кузнецов говорил мне: «Ничего, Андрико, не смотри, что мы в лаптях ходим, но мы не лыком шиты. О нас еще заговорят!» Тогда я принимал эти слова за шутку…

Много доброго о себе оставил он в моей памяти…»

Летом 1930 года Виктор приехал в гости к брату в Кудымкар, посмотреть, как он живет и работает. Не успели обменяться первыми впечатлениями, как Николай потащил брата на лесосеку. Виктор очень поразился, услышав, что Николай мимоходом бойко заговорил со встречным рабочим на коми-пермяцком языке.

По дороге, когда они уже шли в густом темно-зеленом бору, Николай остановился. Посмотрел на свинцово-дымчатые тучи, которыми был затянут небосвод, и начал декламировать торжественно, с большим душевным накалом:

– «Лес был старый, и так густо переплелись его ветви, что сквозь них не видно было неба, и лучи солнца едва могли пробить себе дорогу до болот сквозь густую листву…»

Голос Николая то понижался (тогда было слышно, как неумолчно шумит бор), то звенел от волнения. Тронув брата за плечо, Николай пошел, на ходу рассказывая о гордом и смелом Данко. Братья обогнули небольшую, поросшую мхом и кочками болотину, пробрались сквозь чащобу…

Через некоторое время Николай остановился и, вскинув голову к небу, потрясая поднятыми вверх руками, горячо продолжал рассказ:

– «Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул Данко… – Голос Ники звонким эхом плеснулся по лесу…»

Вечером братья побывали в кинотеатре.

– Ты послушай, – сказал дома Николай, – я буду читать стихи. Наша ячейка готовит концерт самодеятельности, и я хотел бы лишний раз прорепетировать.

Он вышел на середину комнаты и начал декламировать стихи Маяковского «О советском паспорте», которые тогда пользовались большой популярностью. Получалось это у него очень выразительно.

– Ты столько знаешь наизусть стихов, будто готовишься стать артистом? – недоуменно заметил Виктор.

Николай поправил на этажерке книги, подравнял корешки. Виктор бегло прочел их названия: Лермонтов и Пушкин, Горький, Некрасов и Маяковский…