— Лампа накрылась. Видимо от удара. Рация работать не может.
Воронцов не сдержался, выматерился.
— И что прикажешь делать? Весь наш переход зряшный?
Лицо радиста покрылось красными пятнами. Парень молодой, первое серьёзное задание и фактически провал, подвёл всю группу. Аэродром обнаружили, текст бы отбить и наблюдать, как его раздолбят!
Старлей был взбешён. Игорь трагедии не видел. Из любой ситуации должен найтись выход.
— Без паники только! — сказал он. Давайте прикинем варианты. Наша задача была обнаружить, а лётчики должны были уничтожить так?
— Так, не тяни кота за хвост.
— Если связи нет и не предвидится, надо уничтожить самим.
— Ты думаешь, что говоришь, сержант? Тут рота солдат нужна, лучше с гранатами или взрывчаткой.
— За неимением гербовой бумаги будем писать на простой. Зенитка есть? Вот из неё уничтожим.
Воронцов посмотрел на Игоря, как на сумасшедшего. А радист с надеждой.
— Захватим зенитку. Знать бы только, как зарядить и где спуск.
— При зенитке расчёт, сам говорил — четыре человека.
— Так это днём. Прожектора для ночной стрельбы нет. При зенитке на ночь наверняка одного часового оставляют. Остальные в землянке или палатке спят. Часового я сниму без шума и пыли.
Старлей задумался, потом безнадёжно махнул рукой.
— Авантюра! Сами погибнем и дело не сделаем.
— Тогда я один пойду.
— Я с вами, — подал голос радист.
— Да, пойдёшь! Под трибунал, когда вернёмся.
— Договорились, сержант. Под утро выходим. А сейчас провод сними и рацию прикопай.
— Сержант Катков! Кто вам разрешал командовать? Я доложу командованию! — вспылил Воронцов.
Катков вскочил.
— Слушай старлей! Не хочешь помогать, сиди на лёжке, не мешай. А командованию после возвращения можешь докладывать что хочешь.
Под утро, когда туман стал садиться, Игорь разбудил Степанцова.
— Эй, братуха, поднимайся!
Радист глаза потёр.
— Ты хоть стрелять умеешь?
— Учили.
Ну да, сделал в учебке несколько выстрелов по мишени. Упор на радиодело делали. Радисты — не снайперы, их дело связь. Молча поднялся Воронцов.
— Я с вами. Но предупреждаю, в случае неудачи вся ответственность ляжет на вас.
— В случае неудачи все поляжем. О таком варианте не думали, товарищ старший лейтенант? Нас даже хоронить не будут, сбросят тела в овраг.
Все налегке. Рацию в чехле радист вчера закопал. Ножом, одолженным у Игоря, вырыл ямку, там и схоронил рацию. Сидоры у всех почти пустые, харчей осталось на сутки.
Шли за Игорем, гуськом, молча. На опушке Игорь сказал.
— Быть здесь, дальше я один. В случае удачи за вами вернусь. А в случае неудачи уходите. Повезёт — перейдёте линию фронта.
Радист задал вопрос.
— А как мы о неудаче узнаем?
— Услышите, стрельба начнётся.
Игорь проверил, легко ли нож из ножен выходит. Сколько мог, в сторону поляны шёл лесом. Когда он кончился, шагал, потом лёг и пополз. Стог показался из темноты неожиданно, тёмным пятном. Игорь замер. Где часовой? Надо выждать, не может он стоять неподвижно долго, двигаться начнёт. Минут через десять от стога отделилась фигура. Часовой приседания делать начал. Под утро прохладно, а ваффензон греет плохо. Игорь поближе подполз. Пока часовой упражнения для согрева делает, шорохов не услышит. Часовой стал трусцой вокруг копны бегать. Всё, что железное на нём было, позвякивало- фляжка, карабин, ещё что-то. Игорь, когда часовой скрылся из вида, метнулся к стогу, прижался спиной, выхватил нож. Когда часовой выбежал, шагнул навстречу, ударил клинком в сердце, ещё раз сверху, над ключицей. Часовой не ожидал постороннего, даже испугаться не успел, рухнул. Игорь прислушался. Тихо, никто не обеспокоился. Игорь часового к оврагу за ноги подтащил, тело вниз сбросил. Потом побежал к лесу.
Радист осмотрел Игоря.
— Удалось?
— Минус один. Теперь за мной, только не топать.
Пока ещё темно, туман, можно не прятаться. Но в тумане звуки хорошо разносятся, только определить их направление сложно. Сейчас другое беспокоило Игоря. Во сколько смена караула? На часах — пять утра. Скорее всего в шесть или в восемь. Стало быть у них в запасе как минимум час.
— Так, сено отбрасываем, но не всё. Ту часть, что к аэродрому, не трогаем.
Взялись дружно. Через минуту перед ними малокалиберный зенитный автомат «Эрликон» швейцарского производства. Малокалиберный, это применительно к артиллерии. Потому что двадцать миллиметров для пушки мало. Но скорострельность высокая, как и начальная скорость снаряда. И до войны и во время её нейтральная Швейцария продавала оружие всем воюющим сторонам — Германии, Англии, США. Англичане и американцы их ставили на корабли.
— Я в овраг, гляну, нет ли там снарядов? — оповестил Игорь.
Вчера он видел, как солдаты сидели на каких-то ящиках. Боеприпасы рядом с пушкой не держали, их доставлял подносчик. Хранить рядом — опасно для расчёта. Попади в ящик пуля или осколок и всё разлетится. Для хранения устраивали недалеко от пушки специальный ровик. Зенитчики же, чтобы не надрываться лопатами, снаряды хранили в неглубоком овраге с пологими стенами. Игорь ящики обнаружил, ухватил за ременные лямки для переноски, поднёс к пушке.
— Сколько ящиков надо?