Гул становился все яснее, разборчивее - это был низкий натужный гул автомобильного мотора. Вот гул еще усилился, отдался эхом между холмов, и из-за ближнего бородавчатого холма показалось то, чего все ждали - громадная автоцистерна - спиртовоз с радиальным разбрызгивателем. В толпе стало теснее, злее, запахло дымом, кирпичом и жженой окалиной - это заводские подошли. Цистерна подъехала ближе, рука водителя скользнула к рычагу, машина замедлила ход, слегка как бы присела, и тяжелые, мощные струи ударили на все триста шестьдесят градусов, орошая кактусы, чугунные решетки, запыленные пропотевшие лица и спины, булыжники мостовой, дохлых ворон со скрюченными лапами, ломаные тяпки и сандалии, кучи засохшего дерьма и вообще все подряд.
Все вожделенно ловили живительные струи, кругом мелькали перекошенные лица, раззявленные рты, ладони, сложенные лодочкой. Дождь спиртовых струй барабанил по дну ведер и леек, смывал с потных, пыльных спин и лиц въевшуюся грязь. Кадыки неистово двигались под грязной, щетинистой кожей хриплых глоток, повсюду громко раздавались частые угрюмые глотки. Сотни две таких глотков - и чисто отмытые к тому времени лица светлели, проходила угрюмость, злоба, пыль и грязь, забывались исколотые, натертые руки и отеки на ногах. Заводские нагладывались раньше других, и потом стояли, сильно пошатываясь, тупо отряхивались от капель, кашляли и харкали себе под ноги густой черной харкотиной. Никто не замечал, как струи прекращали свое биение, автоцистерна ускоряла ход и пропадала за горизонтом. И только сопение и смачное пляканье языков, лизавших мокрые булыжники мостовой, еще долго раздавалось вослед.
Никто не знал, откуда приезжала эта автоцистерна и куда она уезжала. Но ведь это, в конце концов, совсем неважно, а важно то, что есть еще кто-то на свете, обладающий высшей мудростью, добротой и постоянством - тот кто каждый день заботливо поливает щедрой струей то разумное, доброе, вечное, что еще уцелело и кое-как с трудом растет на грешной Земле.