На месте Ифигении,[28] Антигоны, как всякая женщина, если это потребуется обстоятельствами, она не будет просить у судьбы быть раненой насмерть, чтобы наконец в последней борьбе взвесить, быть может, чудодейственные силы неиспытанного сердца. Она научилась познавать их число и вес в мире и уверенности своего сознания. За исключением испытаний, когда жизнь прижимает нас к беспощадным стенам рока, или за исключением естественного безвыходного закона, она по инстинкту всегда изберет другую дорогу, чтобы прийти к намеченной долгом цели. Во всяком случае, ее преданность и жертва никогда не будут внушены покорностью судьбе. Они никогда не отдадут себя во власть коварной нежности несчастья. Всегда, будучи настороже, готовая к защите и полная энергического доверия, она до последней минуты будет искать слабое место обрушившегося на нее происшествия. Слезы ее будут так же чисты и нежны, как слезы тех, кто не в силах устоять против оскорблений случая, но вместо того, чтобы затуманить ее взоры, они зажгут и усилят в них утешающий и спасительный свет.
Впрочем, прибавил он в заключение, Артениса, которую я пытался вам изобразить, покажется под чертами, которые я ей придаю, вполне презренной или вполне прекрасной, смотря по идеалу, который каждый из нас носит в себе или надеется, что встретил. Люди согласны между собой лишь относительно пассивных добродетелей. Легко вызвать покорность судьбе, отречение, девственную стыдливость, смирение, милосердие, отказ от радости, преданность, дух самопожертвования, простоту, наивность, чистоту — весь этот сонм молчаливых и часто скорбных женских сил, испуганно таящихся в темных углах жизни. Растроганный взор созерцает знакомые цвета, поблекшие в течение веков, и картина полна жалостливой прелестью. Эти добродетели как будто никогда не могут ошибиться, их избыток делает их еще более трогательными. Но как непривычен и неблагодарен образ добродетелей, которые выдвигаются вперед, утверждают себя и борются перед дверью своего дома! Малейший пустяк — сбившийся локон, складка платья не на обычном месте, напряжение мускулов — делает их неприятными, подозрительными, претенциозными или жестокими. Женщина так долго жила коленопреклоненная в тени, что наш предубежденный взор с трудом улавливает гармонию первых движений, которые она делает, выпрямляясь в свете дня.
Но все, что можно сказать, пытаясь нарисовать чей-либо интимный портрет, лишь отдаленным образом похоже на более точный образ, который наша мысль рисует в душе, когда мы говорим о нем. А этот последний образ, в свою очередь, не что иное, как эскиз великого, глубокого, живого, но непередаваемого изображения, которое ее присутствие начертало в нашем сердце, как свет на чувствительной пластинке. Сравните последний снимок с двумя первыми: как бы они ни казались нам точными и отделанными, они показывают нам лишь гирлянды и арабески рамы, более или менее приспособленной к образу, который она будет заключать в себе. Но истинный лик, подлинная цельная личность с единственно реальным добром и злом, которые заключены в его, по-видимому, реальных добродетелях и пороках, — все это возникает из тени лишь при непосредственном соприкосновении двух жизней. Самые прекрасные проявления энергии и самые худшие проявления бессилия почти ничего не прибавляют к таинственному утвердившемуся единству и ничего у него не отнимают. Нам открывается истинная природа его судьбы. Тогда мы познаем, что существование, которое находится перед нами и которого все скрытые возможности лишь проходят через наши глаза, чтобы достигнуть нашей души, на самом деле есть то, чем оно желало бы быть, или же всегда будет лишь тем, чем она искренно пытается не быть.