Но среди цветов, рожденных мартом, апрелем, маем, июнем и июлем, запомните праздничные названия, весенние имена, слова из лазури и утренней зари, из лунных и солнечных лучей. Вот подснежник, или подснежный колокольчик, возвещающий оттепель. Вот звездчатка, или покрывало, — цветок, приветствующий первопричастниц вдоль изгородей, листья которых еще неопределенны и непрочны, похожи на прозрачный, зеленый шар. Вот печальный водосбор и полевой шалфей, девясил, язиона, дягиль, чернуха, или шиловик, желтый левкой, одетый как служанка деревенского священника, осмунда — царский папоротник, лузулла, стенная чемерица, зеркало Венеры, молочай, таинственный и полный мрачного огня, физалида, плоды которой созревают в красном фонаре, белена, белладонна, наперстянка — царственные отравительницы, вуалью покрытые Клеопатры необработанных пустырей и сырых лесов. За ними следует ромашка — сестра милосердия с вечной улыбкой под своим чепцом, носящая в фаянсовой чаше свою спасительную настойку, бедренец, вязиль, холодная мята и розовая богородская трава, дятлина, или очанка, большая маргаритка, сиреневая расстрел-трава, синяя вербена, знсерина, пупавка, полевая силава, копьевидная полевая серпуха, могущник, желтокорень, стрельчатый дрок… Исчисляя их, точно читаешь поэму любви и света. Для них люди приберегли самые приятные, чистые и светлые звуки, всю музыкальную радость языка. Как будто речь идет о действующих лицах, о корифеях и фигурантах бесконечной феерии, более прекрасной, непредвиденной и сверхъестественной, чем те, которые разыгрывались на острове Просперо, при дворе Тезея или в Арденском лесу.[24] Все эти прелестные актрисы безмолвной, бесконечной комедии — богини, ангелы, демоны, принцессы и волшебницы, девственницы и куртизанки, царицы и пастушки, — носят в складках своих названий магический отблеск несчетных зорь, несчетных весен, которыми восхищались забытые ныне поколения людей, точно так же, как они носят в себе память о тысяче глубоких или мимолетных ощущений, которые испытывали перед ними эти исчезнувшие поколения, не оставившие другого следа.
Все эти цветы любопытны и непостижимы. Их неопределенно называют сорными травами. Они ни для чего не нужны. Некоторые из них тут и там в захолустных деревнях еще сохранили престиж спорной целебной силы. Тут и там какая-нибудь из них в глубине бокалов аптекаря или гербариста еще ожидает прихода больного, оставшегося верным традиционным настойкам. Но недоверчивая медицина отвернулась от них. Их больше не собирают по установленному обряду, и наука лекарственных трав стерлась в памяти старых женщин. Им объявили беспощадную войну. Крестьянин боится их, плуг преследует их, садовник презирает их и вооружился против них блестящим оружием: лопатой, граблями, мотыгою, скребком, полольной киркою, бороздником. Вдоль больших дорог — их последнего убежища — прохожий топчет их, и повозка раздавливает. И несмотря на это, все они живы, постоянные, самоуверенные, везде кишащие, спокойные, и ни один из них не оказывается в нетях, когда нужно ответить на призыв солнца. Они не знают человека, употребляющего все усилия, чтобы победить их, и как только он предается покою, они вырастают под его ногами. Дерзкие, бессмертные, неподатливые, они живут. Они населили наши цветники своими великолепными противоестественными дочерьми, но сами они — бедные матери — остались теми же, какими были сто тысяч лет тому назад. Они не прибавили ни одной складки к своим лепесткам, не изменили ни одной тычинки, ни одного оттенка своей окраски, не возобновили ни одного аромата. Они хранят тайну какого-то упрямого, упорного назначения. Они — неистребимые примитивы. Почва принадлежит им от самого своего рождения. Они представляют собой в итоге какую-то неизменную мысль, упрямое желание, существенную улыбку Земли. Вот почему полезно изучать их. Они, по-видимому, могут нечто сообщить нам, и не забудем к тому же, что, подобно зорям весенним и осенним, подобно восходам и закатам, подобно пению птиц, подобно волосам, взорам и божественным движениям женщины, полевые цветы первые научили наших предков тому, что есть на нашей планете вещи бесполезные и прекрасные.
ХРИЗАНТЕМЫ
Каждый год в определенный срок, который следует за днем, посвященным поминовению усопших, в один из последних великолепных дней осени, я набожно отправляюсь, чтобы посетить хризантемы там, где представится случай. Впрочем, безразлично, где покажет их нам добрый случай — в пути или дома. Это цветы наиболее универсальные, правда, вместе с тем самые разнообразные, но самое их разнообразие и сюрпризы сосредоточены, так сказать, как и сюрпризы моды, в каком-то определенном раю. В одно и то же время, как это бывает для шелков, кружев, драгоценностей и причесок, во времени и пространстве дается лозунг какими-то устами, созданными из лазури и света. И столь же покорные, как и самая прекрасная женщина, одновременно во всех странах под всеми широтами цветы повинуются священному приказу.