Разум и чувства и гады морские

Чтобы Марианна включилась в беседу, достаточно было упомянуть какое-нибудь из ее любимых развлечений. Она не умела молчать, когда начинались подобные разговоры, и всегда высказывала свое мнение без тени робости или сдержанности. Они быстро обнаружили, что их любовь к танцам и музыке обоюдна и что мнения их касательно того и другого совпадают. Марианна приступила к расспросам о его любимых книгах. Она обожала повести о пиратах, но больше всего ей нравились дневники моряков, потерпевших кораблекрушение, и сообщила она об этом с таким восторгом, что только совершенно бесчувственный молодой человек двадцати пяти лет мог бы не согласиться в ту же минуту с незаурядностью всех перечисленных ею трудов. Их вкусы оказались поразительно схожи. Они обожали те же книги и те же отдельные в них страницы, и особенно каждый любил то место в «Правдивом сказе о крушении корабля королевского флота „Невезучий“, записанном моряком Мериуэзером Чалмерсом, единственным оставшимся в живых», где доведенный до отчаяния мичман лезет на дерево, чтобы поймать голубя, а когда выясняется, что это всего лишь пучок листьев, съедает собственный пояс.

Визит Уиллоби еще не подошел к концу, а они с Марианной уже беседовали с непринужденностью давних знакомых.

— Ну что ж, Марианна, — сказала позже Элинор, очищая креветок, пока слуги разводили огонь, чтобы их изжарить, — за одно утро ты успела очень много. Ты выяснила мнение мистера Уиллоби почти обо всем, что имеет значение. Но как ты планируешь поддерживать это знакомство? Такими темпами у вас скоро кончатся интересные темы для беседы. Чтобы изложить свои взгляды на красоты природы, повторные браки и преимущества брасса перед австралийским кролем, ему хватит еще одной встречи, и тогда тебе не о чем будет его спросить.

— Элинор! — воскликнула Марианна, брызнув сестре в лицо водой, оставшейся на пальцах от креветок. — Разве это справедливо? Разве это честно? Разве мои интересы так узки? Но я понимаю, к чему ты клонишь. Я была слишком свободна, слишком счастлива, слишком чистосердечна. Я согрешила против каждого замшелого правила приличия; я была открыта и честна, когда должна была быть скучной, безжизненной и лицемерной, говорить языком гидрологии и науки о приливах и подавать голос не чаще чем раз в десять минут.

— Душенька, — сказала миссис Дэшвуд Марианне, промокая лицо Элинор губкой, — не обижайся на сестру, она всего лишь пошутила. Да я и сама бы выбранила ее, вздумай она всерьез омрачать твою радость.

Марианна вскоре успокоилась, и все принялись насаживать креветок на шпажки и радостно слушать, как они потрескивают на огне.

Со своей стороны Уиллоби всем своим поведением показывал, как он рад новому знакомству. Он бывал у Дэшвудов каждый день. Несколько дней Марианна должна была оставаться дома, пока сэр Джон внимательно наблюдал за ее состоянием и обрабатывал рану самыми разнообразными и неожиданными вытяжками и настойками, — согласно его опыту, подобное ранение могло загноиться и превратить жертву в осьминога-оборотня; однако никогда прежде ни один домашний арест не был таким приятным. Уиллоби оказался не лишен талантов, обладал живым воображением, забавным человекообразным спутником и безупречными манерами. Он был словно создан для Марианны, и постепенно его общество стало для нее главной радостью. Они читали, разговаривали, пели, сидели у окна в гостиной и с удовольствием высматривали фигуры в вездесущем тумане — вот кошка из тумана, вот корабль, а вот лягушка. Его способности к сочинению и исполнению матросских песен заслуживали всяческих похвал, и он читал ей ее обожаемые хроники морских трагедий с тем самым чувством, которого так не хватало Эдварду.

Миссис Дэшвуд, как и Марианна, считала его безупречным. Даже Элинор могла поставить ему в упрек лишь склонность делиться своими суждениями по любому поводу, что подчеркивал странный, почти человеческий смех Месье Пьера, неизменно раздававшийся после каждой неуместной фразы хозяина. Свое мнение о людях Уиллоби составлял и высказывал столь же поспешно, как и ее сестра, чем чрезвычайно радовал последнюю. Однако, по мнению Элинор, это свидетельствовало о недостатке осторожности и одобрения у нее не вызывало.

Марианна наконец убедилась, что отчаяние, охватившее ее в шестнадцать с половиной лет от мысли, что она никогда не встретит мужчины, соответствующего ее представлениям о совершенстве, было преждевременным и беспричинным. В Уиллоби она нашла все, что рисовала ее мысленному взору фантазия — как в тот черный час, так и в более светлое время. Он был солнцем, озарившим голые камни, он был ясным небом после окончания муссона, а в костюме для ныряния он был просто неотразим.

И миссис Дэшвуд, которую ни разу не посетила мысль о его состоянии (даже когда он упоминал, что найдет сокровища и разбогатеет), еще до конца недели принялась с надеждой ждать их свадьбы и мысленно поздравлять себя с такими зятьями, как Эдвард и Уиллоби.