Разум и чувства

– Тогда, всё это весьма странно, – воскликнул Джон, – Какой смысл? Какие же у полковника Брэндона намерения?

– Очень простые – сделать доброе дело мистеру Феррарсу!

– Ну, хорошо-хорошо, что бы там полковник Брэндон не думал, Эдуарду уж точно повезло! Но лучше не рассказывайте ничего Фанни, так как я уже рассказал ей в двух словах, что знал, и она вынесла это стойко, поэтому не надо ее травмировать ее этим еще раз!

Элинор могла бы возразить, что Фанни вообще не стоило нервничать из-за того, что ее брат получил некоторое состояние и ни она, ни ее ребенок при этом не обеднели.

– Миссис Феррарс, – добавил он, понизив свой голос, чтоб подчеркнуть важность сообщения, – ничего пока не знает об этом, и было бы лучше сохранить в тайне это от нее. И как только возможно дольше! А когда женитьба состоится, я думаю, кто-нибудь другой скажет ей об этом.

– Но, зачем скрывать? Разве она не обрадуется, что ее сын получил возможность самостоятельно жить? При том, что она все уже сделала для своего сына: лишила его всего наследства и еще отреклась от него! Да, не стоит ей говорить, потому что его судьба теперь ей безразлична. Разве может так поступить мать?

– Элинор, – вздохнул Джон, – ваши доводы верны, но вам не хватает житейской мудрости. Пока Эдвард чувствует себя неуверенно, мать присматривает за ним и заботиться о нем. Но как только он оперился, и рядом появилась женщина, которая тоже готова опекать его, мать отталкивает сына, так как теряет свое влияние на него. Но она никогда не забывает, что он ее сын!

– Вы меня удивили! А я-то решила, что она уже забыла, как была когда-то матерью.

– Вы всё неправильно поняли. Миссис Феррарс одна из самых заботливых матерей на земле!

Элинор растерянно молчала.

– Мы теперь думаем, – продолжал мистер Дэшвуд, после небольшой паузы, – Роберт должен жениться на мисс Мортон.

Элинор улыбнулась в душе и, повторяя тон ее брата, ответила:

– У леди, я так понимаю, мнения никто не спрашивает?

– Мнения? Что это вы имеете в виду?

– Я только имею в виду, судя по вашей манере говорить, это значит, что для мисс Мортон все равно, будь то Эдвард или Роберт!

– Естественно! Здесь нет никакой разницы, так как теперь Роберт рассматривается как старший сын. Помимо всего прочего, они оба очень покладистые молодые люди, и я даже не знаю, чем один лучше другого!

Элинор ничего на это не сказала. Мистер Джон помолчал немного, затем он продолжал:

– Только в одном, моя дорогая сестра, – сказал он, вежливо взяв ее за руку и произнося шепотом, – я могу вас заверить и это сделаю, что должно вас порадовать. У меня появилась причина подумать, право, я знаю это из очень надежного источника, иначе я бы это и не повторял. Конечно, не то, чтобы мне сказала сама миссис Феррарс, но ее дочь говорила, а я узнал это от нее, что, вкратце, прежняя претендентка была бы более предпочтительнее, чем нынешняя. Ну, вы понимаете, о чем я? Я был чрезвычайно доволен услышать, что миссис Феррарс рассматривает это событие именно в таком свете. Очень удовлетворительные обстоятельства, вы знаете, для всех нас! «Это произошло вне наших решений, – сказала она, – Из двух зол выбрано меньшее». И она теперь придет к компромиссу, что это лучше, чем худшее. Но все это, пока, вне всякого обсуждения. Но уже не стоит говорить или даже думать об этом, все уже ушло безвозвратно. Но я, все же, скажу вам кое-что, так как знаю, что это вам понравиться, чтоб вы не имели основания сожалеть, моя дорогая Элинор. Здесь нет даже мысли, что вы поступили не так, как надо. Впрочем, для вас обстоятельства складываются весьма благополучно, и даже лучше, чем можно было предположить. Давно вы видели полковника Брэндона?

Элинор уже наслушалась всего этого предостаточно, если не для успокоения своего самолюбия, то для перенапряжения нервов и рассудка. И она обрадовалась, что ей не придется отвечать на это или услышать еще что-либо, так как вошел мистер Роберт Феррарс. После нескольких мгновений болтовни, Джон Дэшвуд узнал, что Фанни еще не доложили, что ее золовка здесь, в соседней с нею комнате, и Элинор оставили, чтоб укрепить её знакомство с Робертом, напичканным пустой радостью и самолюбованием собственной персоны. В эти дни он вовсю наслаждался внезапно свалившимся на него материнским обожанием, напротив отвергнутого за душевное благородство брата. Он сообщил, что теперь ему досталась вся материнская любовь и щедрость, несправедливо большая доля материнской любви и щедрости, которые он заслужил, по видимому, своим распущенным образом жизни, недалеким умом и ветреным сердцем.