Разрушители планет

— Я боюсь того, что разговаривает у меня в голове, того, чего я не вижу! Я боюсь сойти с ума, боюсь перестать быть самим собой! Я боюсь темноты!

Мне пришлось остановиться, потому что я представил себя орущего с безумными глазами в подземной камере, и эта картина парализовала мои голосовые связки. Это равносильно тому, что вы вошли в темную комнату и оказались прямо перед зеркалом, с которого на вас смотрит незнакомое, чужое лицо.

— Успокойся, Бен, — сказал голос.

И тут страх пропал.

Я сидел скрючившись, глаза плотно сжаты, в будто судорогой сведенных руках — песок. Я сидел и ждал.

— Нам очень жаль, что мы испугали тебя, Бен, — сказал голос. Это был уже другой голос, не Пола Дэнтона, и в то же время, черт побери, тот же самый. — Мы хотим тебе помочь.

Сквозь сомкнутые веки я почувствовал мерцание слабого света. Я открыл глаза. Жемчужный свет, похожий на закат в подводной пещере, пробивался непонятно откуда. Он освещал трех маленьких существ с головами в виде репы. Они сидели рядком на корточках, и их безглазые лица были обращены ко мне.

* * *

Они потратили довольно много времени, прежде чем убедили меня, что существуют на самом деле, что они безобидны и даже полезны. Они назвались энсилами — Службой Помощи, но был ли то родовой термин или название Спецкомитета по Спасению Потерпевших Бедствие Космонавтов, я не понял. Энсилы столетиями жили в пещерах, выращивали лишайник и слушали голоса Космоса. Все это они сообщили мне голосами моих знакомых и друзей, которые возникали у меня в голове, прямо за глазами, как будто там был маленький радиоприемник, настроенный на их волну.

Я собирался задать им тысячу вопросов, но неожиданно почувствовал сильную усталость.

— …Бен! — До меня еле дошло, что один из них зовет меня. — Бен, огонек жизни угасает в тебе! Чтобы он не угас совсем, ты должен подлечить себя сейчас, немедленно!

— Я чувствую себя отлично, — сказал я не словами, а иначе, по-новому, мысленно. — Я чувствую себя так хорошо, как уже давно не чувствовал. Я просто отдохну немножко, а потом мы еще поговорим…

— Он угасает, он угасает, — говорил другой. — Поддержим его, каждый и все вместе!

Я почувствовал, как прохладные пальцы проникают мне в мозг и, пробираясь вглубь, исследуют его. Голоса слились в монотонный гул:

— …странное строение… однако не лишено логики…

— …обширное поражение этой системы… и этой. Эти органы поражены, уровень упал…

— …обширное поражение этой системы… и этой… Эти органы не работают; уровень падает…

— Бен! Послушай меня! — До меня отчетливо донесся громкий голос Пола. — Мы можем тебе помочь, но ты должен бороться вместе с нами. Проснись, Бен! Давай вместе! Надо бороться!

Я хотел ответить, сказать им, что время борьбы давно миновало, что я уже близок к благословенной темноте, в которую можно нырнуть и которая не потребует ничего взамен. Это достойная награда за все мои усилия. Но сил сказать все это не было; энсилы были слишком далеко, не докричишься. Их голоса казались лишь слабыми отзвуками в сгущающихся сумерках, более темных и безысходных, чем любая из ночей, которые мне довелось пережить… Но они не отступали. Они толкали, подгоняли и звали меня.

— Старайся, Бен! Помогай нам!

— Зачем?

— Свет жизни — слишком большая ценность, чтобы так легко от него отказаться! Стой, Бен! Держись! И помогай нам, Бен!

— Помогать вам… как?

— Вот так, Бен!

Более твердая, уверенная рука коснулась моего мозга. Барьеры рухнули. Псевдосвет сиял в бескрайней, призрачной пещере.

— Так, Бен! Так!

Голос вел за собой, я шел за ним среди абстрактных сталактитов своих мыслей, которые маячили, перемещались, менялись в туманном потоке умирания. Струилась энергия — переплетенные, запутанные узоры, исчезающие и возникающие вновь. Я видел темные провалы, порванные паутины, рассыпанную мозаику. Повинуясь направляющей руке и призывному голосу, я прикасался, поднимал, восстанавливал, перестраивал. Наконец сияние стало устойчивым, потом начало расти, увеличиваться. Я чувствовал движение, создающее новые течения в нематериальных структурах моего мозга.

— Огонь жизни становится устойчивым, Бен! Давай! Мы обязаны построить все снова!

Мы устремлялись все глубже и глубже в ослепляющие лабиринты непостижимой сложности. Я продвигался по ним, реставрируя, налаживая, собирая вновь. Не существовало ни времени, ни пространства, ни материи. Только схемы и картины, некогда разрушенные, а теперь обновляемые.

Схемы внутри схем; схемы, которые цеплялись друг за друга и разрастались. Схемы мыслей, запечатленные на потоках энергии.

А потом все закончилось, и я поплыл в центр структуры из света, формы и движения, которая заполняла собой все, вибрируя в резонанс с биением вечности.

— Все сделано, Бен, — раздались тихие, далекие голоса, которые казались еще тише по сравнению с тем огромным, что меня окружало. — А сейчас уходи, Бен. Возвращайся обратно, отдыхай, спи, обновляйся…