Я тоже становлюсь на колени, отползаю к сталактиту, раскрываю рот, ловя струйку воды. Хелен склоняется над телом Илая, который дышит сипло, сбивчиво, словно у него начинается агония. Она гладит его лицо, шепчет слова утешения, водит руками над головой, но ее сил хватает только на то, чтобы Илай открыл глаза.
Он обводит нас взглядом, полным ужаса:
— Тридцать два процента деформации.
Как я тебя понимаю, друг. У меня хоть была надежда на помощь, у тебя впереди — только смерть. Его взгляд останавливается на Хелен, он берет ее руки, сжимает:
— Хелен… Лена… Только ты меня тут держишь. Не отворачивайся от меня!
Хелен прикусывает губу, глаза ее блестят, она наклоняется над Илаем, целует его в щеку:
— Ты самый-самый лучший. Держись, родной! Я очень тебя… Ты мне очень нравишься.
Он улыбается, лицо светлеет — не понимает, что ее жест и слова — лишь желание облегчить страдания умирающего. Хелен продолжает:
— Борись, Илай, не сдавайся. Я тебе помогу.
Он качает головой, хрипит:
— Вряд ли… Но я теперь сдохну счастливым… Спасибо.
Косится на меня, на Хелен, и закрывает глаза. Стоящая в стороне Вики отворачивается. Мы переглядываемся, лицо у Виктории угрюмое, Рио часто моргает и трет лоб. Хелен тихо плачет. Губы Илая едва шевелятся, доносится почти неслышно:
— Сорок девять процентов.
— Это все, — всхлипывает Хелен. Крепко сжимает большие черные руки, прижимает их к своим губам. Дернувшись, Илай замирает и больше не шевелится.
Мне кажется, выход есть. По легким движениям зрачков под веками видно, что он еще не до конца попрощался с жизнью. Илай не должен вот так просто взять и умереть. А что, если…
Сажусь возле него с другой стороны от Хелен, и зову:
— Эй, бро! Посмотри на меня. Илай! Смотри на меня, сказал!
— Что ты… — начинает Хелен, но я жестом заставляю ее замолчать.
Его глаза раскрывается, пристально смотрю в них и вижу клубящуюся бурую муть
Кладу руки на его лоб, смотрю в переносицу, расфокусировав взгляд… и вижу затемненное
Я вздрагиваю, сглатываю, чувство такое, будто через трубку в меня вливают литр за литром горячую воду. Что-то ощутив, от нас отшатывается Хелен, тихо вскрикивает. Мое тело начинает содрогаться. Внутренний
Поначалу не чувствую почти ничего. Илай закатывает глаза и цепенеет… наверное, так и должно быть?
— Что ты делаешь? — доносится встревоженный голос Вики, я поднимаю руку, веля ей замолчать, мне сейчас нельзя отвлекаться.
И вдруг что-то начинает идти не так: хранилище дрожит, я даже слышу потрескивание. Его раздувает изнутри, крышка содрогается. Не хватает емкости! Но осталось еще немного, Илай вот-вот будет очищен… Ну же, не подведи, сундучок!
И все же сундук меня подводит — с остатками деформации, хлещущими через канал из чужого
* * *
Некоторое время лежу в бурой тьме. Это уже не сеть, а вязкая смола, затекающая в рот, нос, сковывающая движения. Я распластан под ней, как под опустившемся прессом, не способен ни шелохнуться, ни вздохнуть.
Получается открыть глаза, и вижу бледные лица сокланов.
Раскрываю рот, но вместо слов получается какой-то скрежет. Пытаюсь облизнуть пересохшие губы и вдруг понимаю, что у меня нет губ. Точнее, на их месте — шершавое, холодное… Чертово искаженное восприятие! Из глубины меня проступает какой-то монстр.
Хелен отшатывается. Глаза Вики широко распахиваются.
— Срань господня! — шепчет Илай.
Волна конвульсий прокатывается по телу, и я снова ощущаю себя человеком, пусть и переполненным разъедающей
— Что с тобой?