Рядом со мной Дейзи стояла на коленях перед звездой реалити-шоу и победителем генетической лотереи, кретином Дереком, и его член был у нее во рту. Она была настолько под кайфом, что не могла даже открыть широко рот, а всем это казалось забавным.
— Дерек, ради Бога, — позвала я.
— Что?
— У тебя десять девочек и несколько парней, в которых ты можешь это засунуть. Оставь ее в покое.
— Если я не смогу вставить его в тебя, просто заткнись, Фи-Фи из Дурдома.
Я с силой толкнула его.
Он схватил меня за запястье и выгнул его назад.
— Не смей, нахрен, судить меня, ты, шлюха.
Кальян стоял как двенадцатидюймовый прозрачный фаллос на столе, и я ничего не могла поделать, кроме как схватить его и качнуться. Он приземлился на голову Дерека с характерным
— Ты ебанутая сумасшедшая сука! — закричал Дерек. — Ты, Дрейзен, тварь! Все вы твари! Сумасшедшие гребаные уроды!
Боже, Дейзи вырвало на собственную рубашку.
Я повернулась к Малышке.
— Мне жаль.
— Ага. Самоанцы тебя выведут. Напиши мне на следующей неделе, если захочешь позависать.
Я взяла Дейзи под руки. Она вообще не помогала, но я сама находилась на полпути в ад. Дерек все еще кричал. Эрроу дал ему рубашку, чтобы впитать кровь.
Двое гигантских мужчин подняли меня и Дейзи, забросили нас на свои плечи и посадили в одно из нанятых в честь вечеринки такси.
Каким-то образом мне удалось пересечь три полосы движения, пока Дикон шел по второй.
Я ткнула пальцем в парня за рулем такси.
— Вы можете отвезти меня в Холмби Хиллз?
Он не ответил. Я потянулась к задней двери, и она оказалась не заперта.
— Сто долларов сверху, если вытащите меня отсюда.
Он сорвался с места. Я выпрямилась, пока узел машин, причиной которому стала я, рассеялся. Из окна я увидела леди, поднимающую камеру, чтобы сделать мое фото. А рядом со мной сидела девушка лет двадцати, с макияжем и в сверкающем платье, чьи губы, накрашенные помадой, открылись в изумлении.
— Извините, — произнесла я, — он может отвезти вас первой. Я оплачу проезд.
Она подняла камеру и сделала мой снимок.
ГЛАВА 15
Фиона
Номер в пентхаузе «Маркхам» был пыльным и давно никем не использовался. Пустая трата вида и бассейна. Средневековые датские мастера с любовью ковали стулья, которые не ощущали на себе человеческого веса в течение нескольких месяцев. Все они стояли напрасно.
Папарацци снаружи не было. Я не жила здесь месяцами. Вероятно, они были на Манди. И, конечно же, еще не пронюхали про ночную драму, но это редкость. Это же не настоящее дерьмо. Настоящее дерьмо напоминало мафию. Никто о нем не говорил.
Это не меняло фактов.
Виновата была я.
Не случилось ничего того, что я не могла бы предсказать.
От злости на Дикона и Эллиота до валяния дурака до такой степени, чтобы разбить лицо Дереку... даже до Дейзи, которая не была готова к вечеринке без границ.
Я хотела пасть на самое дно.
Таков был план.
Пасть ниже некуда и смотреть, как я буду делать это.
Но Дейзи бросила меня. И Дерек Дачерсон, который просто делал то, что делал Дерек Дачерсон. Мне не стоило бить по его лицу.
— Ты же не сама пала на самое дно, не так ли? — спросила я у дверей лифта, но сама себе сделала заявление.
Я владела целым этажом, и лифт открылся в фойе, предоставив моему взору одну дверь. Перед ней стояла Дебби в черном костюме. Стояла так прямо, что ее можно было принять за манекен.
— Эй, — сказала я.
— Привет, Фиона.
Я набрала код на двери, и она щелкнула.
— Тебя прислал Дикон? — Я была слишком трезвой для подобного разговора.
— И да, и нет.
Ее лицо мне ни о чем не говорило. Она была невозмутима. Ей приходилось быть такой. Дебби выросла в концлагере в Северной Корее, где позволить неправильным людям понять твои мысли — может означать чье-то убийство.
— Ты знаешь, у кого еще есть то, что у есть у тебя? — спросила я, открывая дверь.
— О чем конкретно ты говоришь?
Дебби вошла в комнату, и я закрыла за нами дверь, позволив лунному свету разбить пространство на искаженные прямоугольники.
— То, как ты делаешь так, что никто не знает, о чем ты думаешь.
— А. И у кого?
— У моей сестры. Терезы. Это словно разговаривать с маской.
Она шагнула в темную комнату, пока ее лица не коснулся свет снаружи. В этом свете она выглядела по-другому. Грустная, сломленная, склеенная слюной и жвачкой, открывая каждую трещину, ведущую к центру.
— Так лучше?
— Нет. Да, но нет.
— Ты знаешь, что тебя любят?
Я включила свет.
— Конечно.
Я знала это. Знала, как и то, как нужно держать запястья, когда меня связывают. Но это был факт, а не чувство. Не то, что делало меня лучше. На самом деле это заставляло меня чувствовать себя хуже, потому что все тратили на меня свою любовь.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спросила я.
— Воды, пожалуйста.