Разрушь меня

— Да. Прости меня. Я имел в виду — пытать. Ты поможешь нам пытать всех, кто к нам попадает. — Пауза. — Болевой метод, видишь ли, невероятно эффективен для получения информации от любого. А уж с тобой… — Он взглянул на мои руки. — Дешево и сердито. И быстро. — Он улыбается еще шире. — Если оставить тебе жизнь, ты будешь полезна минимум несколько десятилетий. Какое счастье, что тебе не нужны батарейки!

— Ты… ты… — задыхаюсь я.

— Скажи мне спасибо. Я вытащил тебя из этой гадостной дыры, из психушки, привел тебя, можно сказать, к власти. Я дал тебе все, что только нужно для удобства, комфорта. — Он устремляет на меня взгляд. — Теперь сосредоточься. Я хочу, чтобы ты отказалась от идиотской надежды жить, как все остальные. Ты вне нормы. Нормальной никогда не была и не будешь. Прими себя такую, как ты есть.

— Я… — сглатываю комок. — Я не… Я не… Я…

— Убийца?

— Нет!

— Инструмент палача?

— Прекрати!

— Ты сама себе лжешь.

Я готова уничтожить его.

— Ты всю жизнь прожила на грани безумия, верно? Люди называли тебя сумасшедшей, и ты понемногу поверила в это. Ты гадала, правы ли они. Думала, можно ли это исправить. Надеялась, что если еще немного постараться, стать лучше, умнее, то мир изменит свое отношение к тебе. Ты во всем винила себя.

Я задыхаюсь.

Нижняя губа дрожит помимо моей воли. Я не могу расцепить стиснутые зубы.

Не хочу отвечать, что он прав.

— Ты подавляла свой гнев, обиду, мечтала быть любимой, — говорит он, уже не улыбаясь. — А что, если я тебя понимаю, Джульетта? Что, если мне стоит доверять? Ты должна принять как факт: ты очень долго пыталась стать не тем, кто есть, но что бы ни делала, эти ублюдки вечно были недовольны. Их ничто не устраивало. Им в любом случае было плевать. — На секунду Уорнер кажется почти нормальным человеком. Секунду я хочу ему верить. Секунду я хочу осесть на пол и выплакать океан, затопивший горло. — Пора перестать притворяться, — говорит он еле слышно. — Джульетта… — Руками в перчатках он берет мое лицо с неожиданной нежностью. — Тебе не нужно больше пресмыкаться, в твоей власти всех их уничтожить, стереть с лица земли. Ты можешь владеть целым миром и…

Точно струя горячего пара из двигателя ударяет мне в лицо.

— Я никого не хочу уничтожать, — перебиваю я. — Я не хочу мучить людей.

— Да ведь они заслужили страдания! — Уорнер отступает с видом человека, отчаявшегося что-то объяснить. — Как можно не хотеть отплатить той же монетой, не мечтать отомстить?

Я медленно встаю, дрожа от ярости, хотя у меня подкашиваются ноги.

— По-твоему, если меня изолировали, отталкивали, превратили в изгоя… — Голос шел вверх с каждым словом, несдерживаемые эмоции вопили сквозь оболочку легких. — …то у меня нет сердца? Чувств? Ты решил, если я могу причинять боль, то стану это делать? Ты такой же, как все! Ты тоже считаешь меня чудовищем, как остальные. Ты совершенно не понимаешь меня.

— Джульетта…

— Нет.

Я этого не хочу. Я не хочу забирать у него жизнь.

Я не хочу быть чем-то для кого-то. Я хочу быть собой, выбирать свою жизнь сама, не становясь чудовищем. Слова зазвучали медленно и ровно, когда я сказала:

— Я ценю человеческую жизнь гораздо больше, чем ты, Уорнер.

Он открыл рот, но ничего не сказал — захохотал, качая головой.

— В чем дело? — спросила я, не сдержавшись.

— Ты назвала меня по имени, — ухмыляясь, отозвался он. — Ты еще ни разу не обращалась ко мне напрямую. Это означает, что в моей работе над тобой наметился прогресс.

— Я только что сказала, что не стану…

Он оборвал меня:

— Меня не интересуют твои моральные дилеммы. Ты просто тянешь время, отказываясь признавать очевидное. Это пройдет, я подожду.

— Я не отрицаю очевидного…

— Еще как отрицаешь. Идешь в отказ. Ты еще не знаешь, Джульетта, но ты ужасно скверная девчонка, — сказал он, с издевкой схватившись за сердце. — Как раз в моем вкусе.

Это положительно невозможно слушать.

— В моей комнате живет солдат, — сказала я, тяжело дыша. — Убери камеры, или я немедленно уйду отсюда.

Глаза Уорнера потемнели на долю секунды.

— А где твой солдат, кстати?

— Понятия не имею. — Очень надеюсь, что я не покраснела. — Это ты приставил его ко мне.

— Да. — Он сделал задумчивый вид. — Мне нравится смотреть, как ты смущаешься. Тебе при нем неловко, да?

Я вспомнила руки Адама на своем теле, его губы совсем близко от моих, запах его кожи, мокрой от обжигающего душа, под которым мы стояли вдвоем, и вдруг мое сердце будто кулаками застучало изнутри по ребрам, желая выпрыгнуть.

— Да, да, мне при нем очень неловко.

— А знаешь, почему я выбрал его? — вкрадчиво спрашивает Уорнер, и меня словно сбивает грузовик.

Адама специально отбирали.

В принципе логично: кого попало ко мне в камеру не подсадили бы. Уорнер ничего не делает просто так. Он наверняка знает, что мы с Адамом были знакомы. Он более жесток и расчетлив, чем я думала.

— Нет, — всасываю воздух. — Не знаю. — Выдыхаю. Нельзя забывать дышать.