Разреженный воздух

Я проверил журнал входящих вызовов, как только очухался после операции, но мне никто не звонил. В то время я не придал этому особого значения. База маршалов была наглухо закрыта для связи, а до этого меня похоронили в полностью экранированной тайной базе Флота, которую Аллаука переделала под камеру пыток. Даже если Хольмстрем после всех усилий по взлому земных баз данных проснулся рано – что было маловероятно, – он бы не смог меня найти, даже попытавшись. Вдобавок к этому, на глубоком клеточном уровне мой разгоряченный режим враждовал с анестезией, которой потчевали тело медики Сакаряна, и в результате этой вражды у меня раскалывалась голова.

Позже в тот же день они сняли гипс с недавно зажившей ноги и дали мне немного обезболивающего, я уговорил их отпустить меня в город. Сакаряну это не понравилось, но наше непрочное перемирие продолжалось, и он не хотел ссориться по пустякам. Довольствовался тем, что отправил меня с эскортом.

– Надень служебный плащ, – сказал он, бросая мне одежду. – Держи воротник поднятым и не отходи от Таманга. В этом городе столько маршалов, что, скорее всего, никто не обратит на вас внимания. Но если по какой-то причине это произойдет, Таманг, тащи его сюда в ту же секунду.

Тот невозмутимо кивнул.

– Не беспокойтесь, босс. Стоит им заметить плащ и отсутствие гарнитуры – и в Шейдс-Эдж сделают только один вывод из увиденного. И не похоже, чтобы Черный люк остался знаменит. У него уже были десять минут.

Это правда. Смерть Ракель Аллауки по-прежнему оставалась главной темой местных новостей, но вот мой собственный момент славы уже прошел, как и у любого другого второсортного бандита из Долины, угодившего в переплет, который оказался ему не по зубам. Я был в центре общественного внимания лишь пару дней, оставшись невзрачным бесстрастным кадром с камеры наблюдения, а затем быстро отправился на задворки настоящего сюжета. И это речь шла о местном уровне – на общедолинных каналах вся история с Аллаукой уже отошла на второй план после последних репортажей о Земном аудите, кодовой сцене Брэдбери и заказном сюжете о том, как Сандри Чармс, бедняжка, пережарился после декантации и не смог провести концерт на Стене 101, как планировалось.

На меня было всем глубоко наплевать.

Мы проехали на маркированном краулере пять кварталов до центра Шейдс-Эдж и побродили по облупившимся полуразрушенным окрестностям торгового центра, якобы для того, чтобы испытать в полевых условиях мои восстановленные кости и внутренности.

– Не торопись, – предложил Таманг и побрел посмотреть на какую-то временную спонсируемую выставку арт-технологий, зажатую между двумя пустыми блоками. – Я буду там.

«Я так понимаю, мы все еще чисты», – обратился я к Рис после его ухода.

«Согласно рефлексивным процедурам самооценки в моей системе безопасности, да. И это глубоко внедренные протоколы. Если маршалы и поставили маячок, то сделали это на базовом системном уровне, а учитывая затраченное на операцию время, такое вмешательство маловероятно».

«Весьма неплохо. Проверь журнал вызовов еще раз».

«Три вызова за последние семьдесят два часа, каждый абонент оставил по сообщению. Соседка, некто по имени Тесса Аркейн и Себастьян Луппи».

Я нахмурился.

«От Хольмстрема ничего?»

«Ты слышал, чтобы я называла его имя в списке?»

«Хорошо, хорошо». – Может, он пытался связаться со мной, пока я был вне Сети в подземельях Аллауки или на станции маршала, не нашел никаких следов, и профессиональная осторожность удержала его от дальнейших контактов до тех пор, пока я не всплыву должным образом. – «Оставь сообщения, найди Хольмстрема, разбуди его. Похоже, в „Дюжине вверх“ выдалась пара напряженных вечеров».

Я привычно выждал пару тактов, но не дождался ничего, кроме мертвой тишины на линии. Хмурое выражение неторопливо сползло с моего лица, сменяясь бесстрастной боевой маской, маскирующей растущее беспокойство.

«Запрос отклонен. Абонент помечен как отсутствующий в Сети».

«Это невозможно. Проруби себе путь».

Это заняло меньше секунды. С той стороны канала донесся пронзительный вой, едва различимые пакеты передачи тонули в океане сирены такой интенсивности, что она могла посоперничать с ревом взломанной системы шламового сброса, под аккомпанемент которого я убивал Аллауку и ее людей. Громкость и тональность быстро увеличились до величин, способных разрушить барабанные перепонки, а затем оборвались, когда Осирис отключила звук.

«Это, – зачем-то пояснила она, – было предупреждением о заражении».

«Я понял».