Разрешение на штурм

Егоров держался из последних сил. Он практически ничего не видел и с трудом стоял на ногах. Лицо горело так, словно в него брызнули кислотой. Но он понимал, стоит ему показать нападавшим свою слабость, как они ринутся в атаку. Развернувшись в пол-оборота, он направил пистолет в сторону, откуда доносились голоса.

– Лежать, падлы! Стреляю на поражение!

– Атас!

Нападавшие бросились врассыпную! Несколько секунд Егоров слышал топот мужских ботинок, перемежающийся цокотом женских каблучков, потом все смолкло – он остался в подворотне один. Тяжело опустившись на землю, Егоров вынул из кармана мобильный телефон и на ощупь набрал номер дежурной части антитеррористического управления.

– Это Егоров. Пришлите опергруппу к моему дому. На меня только что совершено вооруженное нападение.

– Вы не ранены, товарищ полковник? – обеспокоенно спросил дежурный.

– Нет. Но все-таки направьте врача...

На последнем слове телефон выскользнул у него из руки, голова бессильно свесилась на грудь.

Егоров очнулся, услышав рядом с собой голоса, и, с трудом приоткрыв распухшие веки, увидел перед собой расплывающиеся фигуры двух патрульных милиционеров. За их спинами стоял еще более размытый автомобиль, освещающий подворотню вспышками сигнального маячка.

– Гляди: очухался, – с усмешкой сказал один патрульный другому, после чего ткнул Егорова носком своего форменного ботинка и скомандовал: – Давай, поднимайся, алкаш!

Егоров вскинул голову, но лиц патрульных рассмотреть не смог. Вряд ли они появились здесь случайно. В то, что милиционеров вызвали слышавшие выстрелы жильцы, верилось с трудом. Да, по вызову, они бы и не приехали так быстро. Скорее всего, милицейский патруль – это тоже часть организованной для него ловушки.

– Ну чо, не ясно, что ли?!

Милицейский ботинок ощутимо въехал Егорову в бок. Полковник понял, милиционеры охотно выполнят то, что не успела сделать тройка напавших на него хулиганов. Судя по поведению и глумливым репликам, оба патрульных получали садистское наслаждение, избивая задержанных. Остановить их можно было только одним способом, и Егоров знал каким.

– Отставить! – командным голосом прикрикнул он на милиционеров. – Представьтесь по форме и назовите номер вашего отделения!

Патрульные изумленно попятились назад.

– Ты кто, мужик? – пробормотал один из них.

Второй обошел сидящего на земле офицера сбоку и, заметив в его руке оружие, истошно завопил:

– Гля, у него пистолет!

– И служебное удостоверение, дающее право ношения оружия, – добавил Егоров.

Не слушая его, милиционеры отскочили на несколько шагов назад и схватились за кобуры. Но раздавшийся за их спинами властный окрик остановил их.

– Что здесь происходит?!

На первый план стремительно выдвинулся плотный мужчина в гражданском костюме, в котором Егоров с трудом узнал одного из офицеров дежурной службы антитеррористического управления. Офицер тоже узнал Егорова и, склонившись к нему, озабоченно спросил.

– Что с Вами, товарищ полковник?

Егоров помотал головой:

– «Черемухой» в лицо брызнули. Ничего не вижу.

– Эти? – не оборачиваясь, офицер указал рукой на застывших в окружении трех сотрудников ФСБ милиционеров.

– Нет. Трое парней с девчонкой.

– Врача! – скомандовал офицер, обернувшись к дежурной машине Управления по борьбе с терроризмом, остановившейся возле милицейского автомобиля.

Спустя мгновение из машины выбрался врач с медицинским чемоданчиком в руках. Егоров закрыл глаза и снова навалился на стену. Теперь он уже мог забыться.

31. Управление по борьбе с терроризмом, Лубянская площадь, Москва

19 мая – вторник 08.30

Ночью Егоров почти не спал. После отбитого нападения, домой удалось попасть только к часу ночи. К тому же, даже промытое специальным физраствором лицо продолжало нещадно гореть до самого утра. Проворочавшись всю ночь без сна, в пятьтридцать Егоров поднялся и, наскоро позавтракав, отправился в Экспоцентр. Инструктаж бригад службы наружного наблюдения и прикрепленных сотрудников оперативно-технического отдела занял около часа, после чего Егоров вернулся обратно на Лубянку. Пройдя по пустым коридорам, где в столь ранний час еще никого не было, он поднялся к себе в кабинет. На столе стояла чашка, из которой накануне вечером он пил кофе, а потом, собираясь домой, поленился ее вымыть. На дне чашки остался светло-коричневый осадок засохших капель. В холостяцкой квартире Егорова, на кухне, стояло уже четыре чашки с такими же засохшими светло-коричневыми потеками.