Разорванная цепь

– Дайте ему. Это будет правильно. Сбросьте, посмотрю, если это его рука, можно дать и десятку. Значения не имеет. Потом надо проследить за клиентом и потрясти его как следует. Если в закромах что-то еще осталось, нам надо забрать все, что он может предложить.

– Понял. Принимайте.

Щелкнула кнопка на факсе. Человек несколько вальяжным движением руки нажал кнопку приема. Тонкая лента выбежала из приемника, щелкнул механизм, лист отвалился и оказался прямиком на коленях принимающего. Тот посмотрел на лист и лицо его мгновенно изменилось. Он мгновение поколебался, потом набрал номер только что звонившего ему человека.

– Когда должна состояться передача?

– Примерно через час. Я туда послал надежного человека. Для подстраховки.

– Хорошо. Держи меня в курсе ситуации. И еще… документ должен у меня оказаться. Обязательно. Это не оговаривается.

Он понимал, что послать своих людей уже не успеет. Слишком далеко от его базы. Времени оставалось в обрез. А объяснять партнеру, почему эта последняя бумага так важна, человек не хотел. Понимал, что тот запросит за нее по полной программе. И так ему все это обойдется недешево. А если еще тот скушает, ЧТО ему прет в руки… Как бы не стал играть сам за себя. Слишком уж куш сладкий. Нет, пусть все идет так, как идет.

Книга первая

Часть первая Московская западня

Глава первая Полный отстой

Москва. Станция метро «ВДНХ». 28 марта 2010 года.

Меня зовут Павел Полянский. Сейчас я иду вдоль перрона и нервно оглядываюсь. И у меня на это есть все причины. Я уже третий день в бегах. Почему ВДНХ? Да никакого значения не имеет, где и на какой станции меня найдут. Но если найдут, мне крышка. Извините, что я так нервно разговариваю, вот вклинился в авторский текст, не дожидаясь его комментариев, а что делать? Он бы точно начал описывать станцию, проходящие мимо вагоны, роспись на стенах, ну, хотя бы те граффити, которые не успели стереть станционные смотрители. А я хочу успеть рассказать вам свою историю. Успеть, потому что мне кажется, что хоть кто-то должен ее узнать прежде, чем меня найдут и убьют. Черт меня подери! Я хочу рассказать вам простую историю человеческой жадности и глупости. Нет, не в назидание, а просто так. Чтобы оставить после себя хоть что-то. И пусть этим что-то будет как раз моя история.

Павел закурил, потом посмотрел на табличку, на которой сигарета была перечеркнута красной полосой, с сожалением вздохнул и откинул курительный агрегат подальше. Рассказать как-то связанно не получалось. Он хотел начать рассказ с самого детства, чтобы вместить в него как можно больше, но понимал, что на такой рассказ его времени может и не хватить. А надо бы ухватить суть, рассказать самое важное, то, что будет отличать его историю от миллионов историй людей, которых убивают – ежесекундно в этом слишком перенаселенном людьми мире.

Он уже собирался начать рассказ, как подошел состав. Людей было много. Но давка еще не ощущалась. Все-таки не час пик. Павел подождал, пока все зайдут, и, когда двери вагона уже начали закрываться, рванулся, протиснулся, придержал дверь плечами, заработал еще один синяк, но влез в вагон. Дверь захлопнулась с явным облегчением, а Павел остался смотреть на станцию, которая убегала из-под его взгляда – поезд набирал скорость. Кажется, никто на станции так и не обратил на бросок Павла никакого внимания, никто не бросился за ним, никто не прореагировал на необычный поступок молодого человека. И это было хорошо. Паша не знал, сколько он еще будет петлять так по городу, сбивая с толку преследователей, не знал, сколько он сможет продержаться в этом стремительном и шумном людском потоке, который люди называют Москвой.

Всего третий день. Но оба моих убежища, случайных, но, тем не менее, убежища, уже накрылись. Как они узнали о них? Теперь я не знаю, к кому мне податься. Вокзалы? Уверен, что они перекрыты. А из города, поймав такси или частника? Рискованно. Наверняка, они держат и выезды под контролем. Не просить же таксиста запихнуть себя в багажник? Глупо. Попробую что-то рассказать, пока есть время на рассказы. Все равно занять себя в вагоне больше нечем.