Разочарование разбуженной девочки

От этих запретных слов, всплывающих из далекой памяти, я начинаю смущаться и возмущаться. Потом сомневаюсь. Потом опять возмущаюсь и наконец, просто пугаюсь. Пугаюсь того, что ведь же могло такое случиться. Ведь я же могла, да, да, я ведь точно, могла бы с ним, ну, как, там, как бы сказать… Лихорадочно перебираю, ищу эти новые для себя и пугающие, раньше совсем не нужные слова и когда, наконец, это слово медленно, всплывает в памяти, я осекаюсь. Точно! Он меня хотел трахнуть! Да, да! Трахнуть! Меня? Нет, не меня всю, а только мою малютку, мою славную, маленькую лодочку.

От этого зажигаюсь, волнуюсь и даже, спасая от гибели, лезу к ней, своей перепуганной лодочке, пальчиками и глажу и успокаиваю, но тут же, вопреки всякому разуму, возбуждаюсь. Трогаю пальчиками, глажу, наслаждаюсь. Ах ты, моя радость, шепчу я, поглаживая волнительный холмик, ах ты моя конфетка, моя услада. Я тебя никому не отдам на растерзание, не позволю над тобой издеваться и надругаться. Снизу ощущаю привычное тепло, сладость, которая вместе с движением пальцев сладкой истомой, приятно выламывает тело. Минуту, забываясь, ласкаюсь. Потом, получаю успокоение и вновь возвращаюсь к тому же. Как? Как, он смог бы?

Почему-то на память тут же приходит видения той ночи. Я отчетливо, как бы вижу перед глазами вздыбленную вверх и изогнутую мачту капитана. Пальцы Ингрид, скользящие по ней и начинаю чувствовать, что не на шутку распаляюсь. Почему-то вижу не себя, а ее, с этой изогнутой крепкой мачтой и то, как она пытается оседлать ее и у нее это не получается. Я, вдруг понимаю, что уж если это не получилось бы у нее, то и у меня, никогда бы в жизни не случилось. Или, может, случилось? Так, да или нет?! И когда я представила себе, как эта капитанская мачта, врезаясь, проникает и лезет, в мою маленькую лодочку, я вся воспаляюсь и задыхаюсь от похоти.

Нет! Нет, так не должно быть! Ведь она же, нет, не она, он, нет мачта, она, она у него такая, что сразу возьмет и развалит, и просто возьмет и порвет мою лодочку! От этого я вся вскипаю негодованием. Вот, думаю, что это могло бы все же произойти, если бы вместо меня была Ингрид. И тут, вспоминаю. Ингрид!

Ну как же я так! Как я посмела забыть, не думать? Ведь, если она вдруг проснется и пьяная захочет в туалет? Да она просто вылетит за борт, как говорил Марек. Не дай бог! Немедленно к ней, немедленно спасать, быть с ней!

Осторожно выглядываю и вижу, что в каюте непривычно сумеречно, что только сейчас замечаю, как всю яхту качает. Подхожу к люку. Крышка непривычно закрыта. Вот, тебе и раз! Как, это так?

Ведь знаю, что он был всегда открыт. Сколько я на яхте, люк всегда был открыт. Понимаю, что это дело рук Марека. Зачем ему потребовалось меня закрывать? Что ему надо? Что он затеял? Пробую провернуть рукоятками, крутить и нажимаю рукой. Не получается! Тогда, вся сгорбившись, в три по гибели, становлюсь на ступеньки и, что было сил, жму на крышку люка. Она не сдвигается, кажется, что сверху прикрыта чем-то тяжелым. Еще, то же и еще раз!

Крышка откидывается. Меня ослепляет яркое синее небо с белыми, низкими облаками. Это небо плавно и сильно раскачивается перед глазами. У меня даже начинает кружиться голова. Понимаю, что это яхта сильно раскачивается.

Осторожно выглядываю. А где же Марек? Высовываюсь осторожно, а затем, осмелев, вся вылезаю и замираю, от прекрасной и волнительной картины вокруг.

Океан взволнован валами, верхушки волн пенятся. Яркое солнце и ветер. Пока я не поднимаюсь во весь рост, и он тут же налетает, лохматит, путает волосы.

Парус выдулся большим белым куполом. Яхта сильно накренилась на бок. Корпус ее плавно, сначала проваливается, и я ощущаю легкость, а затем, вдавливает палубу в ноги, легко устремляется вверх. Мы как бы плавно катаемся с горки на горку, одновременно переваливаясь с борта, на борт. Оглядываю корму. Пусто.

Только сзади яхты, быстро расходится след и разрывается волнами, белый след в пене и пузырях. На корму угрожающе валятся волны. Кажется, еще один миг и они накроют корму. Но она, каждый раз приседая, ускользает и успевает раньше, чем они с шумом разваливаются за кормой. Мне даже немного становится страшно. Вспоминаю об Ингрид. О, боже!

Только бы она не вставала, только бы так и лежала. Вспомнила, как она лежала, волнительно расставив ноги и обнажив гребешок своих крупных и нежных, темных губок.

— Скорей, скорей к ней! А где же Марек? Неужели он…

Меня сразу охватывает такое волнение, что я не могу заставить себя пройти вдоль борта с той стороны, где мне ближе, куда накреняется корпус. Мне просто даже страшно представить, что может случиться, там с ней?

Хочу быстро прийти на помощь, но сразу же, осекаюсь. По этому борту нельзя. Мне страшно видеть, как вдоль борта, сразу ставшего таким низеньким, стремительно летит вода, с шумом и брызгами. Медленно я ползу вдоль надстройки каюты, по другому, вставшему, как будто на ребро, борту.