Разобщённые (ЛП)

Вы когда-нибудь задумывались, какую огромную роль играет в нашем обществе расплетение? Оно приносит пользу не только тем, кто нуждается в жизненно важных органах, но и тысячам работников медицины и сопутствующих ей отраслей, а также детям, мужьям и жёнам тех, чьи жизни были спасены при помощи трансплантации. Вспомните о солдатах, тяжело раненных при исполнении своего гражданского долга и исцелившихся благодаря бесценным донорским органам! Подумайте об этом. Каждый из нас знает кого-нибудь, в чьей жизни расплетение сыграло огромную позитивную роль. Но так называемое Движение Против Расплетения угрожает нашему здоровью, безопасности, нашим рабочим местам, нашей экономике. Оно пытается добиться отмены закона, который был выношен в ходе долгой и кровавой войны.

Пишите своему депутату сегодня! Высказывайте своё мнение законодателям в Конгрессе! Требуйте, чтобы они все как один поднялись против ДПР. Поможем нашей нации и всему миру не сойти с верной дороги!

Расплетение. Не только исцеление. Это правильная идея.

Оплачено Обществом Обеспокоенных Налогоплательщиков.

• • •

Кэм в полной ментальной и эмоциональной регрессии. Его создатели перебирают все мыслимые и немыслимые гипотезы объясняющие его умственный и душевный упадок. Может быть, сплетённые части — составные его организма — отторгают друг друга? Может быть, его новые нервные связи перегружены конфликтной информацией и не выдержали напряжения? Как бы там ни было, факт остаётся фактом: Кэм перестал разговаривать, перестал выполнять их задания, да что там — он даже есть перестал, и они были вынуждены подключить его к аппарату жизнеобеспечения.

У него взяли все возможные анализы, но Кэм знает: они не покажут ничего, потому что никаким измерительным прибором нельзя влезть в его сознание. Они не в состоянии количественно оценить его волю к жизни. Или отсутствие таковой.

Роберта здесь, в его спальне, ходит из угла в угол. В первое время она выказывала тревогу и озабоченность, но по прошествии нескольких недель её беспокойство уступило место досаде и злости.

— Думаешь, я не знаю, что ты затеял?

Он отвечает тем, что дёргает рукой с канюлей.

Роберта подскакивает к нему и вставляет выпавшую иглу на место.

— Ты ведёшь себя как капризный, упрямый ребёнок!

— Сократ, — отзывается Кэм. — Цикута! До дна.

— Нет! — вопит она. — Я не позволю тебе наложить на себя руки! Твоя жизнь тебе не принадлежит!

Она садится на стул рядом с кроватью и старается совладать со своими эмоциями.

— Если ты не хочешь жить ради себя самого, — умоляет она, — то сделай это ради меня! Ты стал моей жизнью, ты же знаешь это! Ведь знаешь? Если ты умрёшь, я уйду за тобой.

Он не смотрит ей в глаза.

— Нечестный приём.

Роберта вздыхает. Глаза Кэма устремлены на прозрачную трубку: кап-кап-кап — безжалостно капает питательный раствор, поддерживающий в нём жизненные силы. Кэм голоден. Голод мучает его уже очень долго. Пусть мучает. Он всё равно не собирается есть. К чему цепляться за жизнь, если даже неизвестно, живой ты или нет?

— Не надо было созывать пресс-конференцию, — признаёт Роберта. — Мы слишком поспешили — ты ещё не был готов. Но я учла все наши ошибки и выработала стратегию. В следующий раз, когда ты предстанешь перед публикой, всё пойдёт совсем по-другому.

Только сейчас он поднимает на неё глаза.

— Не будет никакого «следующего раза».

Роберта едва заметно улыбается.

— Ага! Значит, ты всё же в состоянии произнести осмысленную фразу.

Кэм ёрзает и снова отводит взгляд.

— Конечно. Просто не хочу.

На глаза женщины наворачиваются слёзы. Она поглаживает его по руке.

— Ты хороший мальчик, Кэм. Тонко чувствующий мальчик. Я прослежу, чтобы мы об этом не забывали. И ещё: ты получишь всё, чего только ни пожелаешь, всё, в чём нуждаешься. Никто больше не будет заставлять тебя делать то, что тебе противно.

— Я не хочу встречаться с публикой.