Разоблачение. Повести, рассказы, стихи, пьесы, статьи

Так вот, летели они тогда, в сороковых годовых, на Восток, в Певеке. И посадили им на борт чечако из науки. А есть на земле такие люди, которые несут в себе яростный заряд антипатичности. Такие люди, как правило, не понимают шуток, болезненно реагируют на успех или заработок товарища, норовят сфилонить, где только можно, и любят делиться в месткоме своими сомнениями и соображениями по поводу, а чаще без повода. Словам, подсадили чечако к двум асам, и не стало жизни в самолете: слова не скажи, пошутите, не пошутите, просто дипломатический прием, а не Полярная авиация. А летать, когда нервы натянуты и за спиной у тебя сидит не человек, а гнида — дело рискованное. И решили два старых аса выжить этого самого чечако. Они могли бы, конечно, пойти по начальству и силой своего авторитета вытолкать чечако. Но так у ветеранов не поступают: это и некрасиво, и не смешно. И потом, думали они, может быть, произошла ошибка. Может быть, этот человек не так уж плох, как кажется. И решили они устроить своему чечако генеральную проверку, как говорится, «на вшивость». И вот однажды днем маленький ас, второй ас, чтобы не было перебора, сказался занемогшим головными болями, в столовой, в перерыве между щами и пюре с олениной начал внимательно и скорбно рассматривать лицо нашего чечако, а точнее даже не все лицо, а маленький прыщичек, вскочивший у того после бритья. Старый ас это утром еще заприметил, жили-то в одном номере летней гостиницы, но терпеливо ждал дня, чтобы прыщичек вызрел и сделался чувствительным. Чечако барабанит пальцами по столу, лицо у него постное, есть же такие люди! Ему что праздник, что радость — все равно, с таким лицом по планете ходит, что настроение готов даже имениннику испортить, зубом еще цыкает в довершение ко всему, как урка, и лениво переругивается с официанткой по прозвищу Нефертити, (сначала очень обижалась, считая, что это намек.) Наш ас разглядывал чечако, разглядывал, до того разглядывал, что тот не выдержал и спросил:

— В чем дело? Лица моего не видели?

— Да нет, нет, — ответил ас, — ничего особенного. И еще ближе к его лицу придвигается, даже очки надел.

—Что все-таки случилось?! — спрашивает рассерженно чечако. — Что вы меня так разглядываете?

— Скажите, а вы в Японии не бывали?

— Не был я ни в какой Японии!

— А на Сахалине?

— Нет!

— Нет? Точно?

— Точно! А что случилось? Может, объясните?

— Видите ли, прыщичек у вас под носом...

— Ну и что?

—Ничего, конечно, — смиренно эдак говорит наш ас, — только я боюсь, не укусила ли вас кошмарная японская мушка «куца-йоца»...

— Что за глупости? Откуда здесь может быть «куца-йоца»?

— Как откуда, — вздохнул ас. — Сюда корабли ходят из Японии. Могли завести.

—Перестаньте фантазировать, — сказал чечако и принялся за оленину, принесенную ему Нефертити.

А надо сказать, что асы операцию свою задумали тщательно и всесторонне. Они узнали, что в изоляторе госпиталя лежит морячок с рожистым воспалением, и физиономия у него, простите, таких размеров, что даже как-то неприлично ее сравнивать кое с чем. Вот наш ас и советует чечако:

—Ей-богу. От вас ничего не убудет, но сходили бы к врачу, право слово.

Чечако только рукой махнул. Ладно. Первый этап прошел так, как они задумали. А надо вам сказать, что вся операция была назначена как раз на тот день, когда в Певеке устраивалась баня — домишко, в нем раскаленная бочка, цистерна с водой, и весь разговор. И вот для того чтобы операция увенчалась успехом, второй ас пошел на подвиг и прислонился определенным местом к раскаленной бочке. Естественно, у него медленно вспух белый водяной волдырь, с сине-красной окантовочкой по сторонам. Пришли наши асы домой, чечако уже лежал на койке и, включив радио на полную мощность, слушал концерт Нечаева и Бунчикова. Наши асы смиренно легли на свои места, терпеливо прослушали песни о том, «как колосилась в поле рожь», и, дождавшись того момента, когда чечако уснул, убаюканный вокальным мастерством двух популярных в те годы эстрадных певцов, переглянулись. И тот ас-страдалец, который имел волдырь, завопил:

—Ой! Ой! Ой!

Чечако вскинулся с койки: глаза трет, головой по сторонам вертит, а здоровенный наш ас вертится на своей койке и кричит:

—Ой, брат! Спаси! Меня куца-йоца укусила! Спаси! Врача скорей!

Сорвал он с себя — вроде как приступ у него — одеяло, и чечако увидел на том самом сакраментальном месте у полярного аса громадный радужный волдырь. Он как сидел — так и лег. И сразу стал терзать свой прыщик большим и указательным пальцами правой руки. Потом ногами так засучил быстро-быстро и сказал:

—Может, поищем куцу-йоцу...

А второй ас, который стискивал в своих объятиях товарища, ме­тавшегося в столбнячных судорогах, только рукой махнул:

— Включите свет, она света боится, а искать — бесполезно, она, как конский волос, в кожу входит...

И — задрожал голосом, будто оплакивая гибель своего друга.

Чечако снова начал терзать свой прыщ, то и дело рассматривая его в зеркале. Словом, у него к утру прыщ превратился в громадный волдырь.

«Укушенный» ас снова начал стонать, бредить и просить: