Разоблачение (ЛП)

От удивления у Меррика перехватило дыхание, и он опустился на колени, чтобы рассмотреть ее ближе. Девушка была полностью обнаженной и такой маленькой, что сначала он подумал, что это ребенок. Но полная грудь и округлые бедра убедили в обратном. Кроме того, аккуратно выбритые темные кудри на ее лобке говорили сами за себя — о да, девушка была полностью зрелой, совершенной, изысканно сформировавшейся женщиной.

Она больше не напоминала ему птенца, теперь Меррик думал о причудливых историях, которые рассказывала ему мать в детстве — историях о прекрасной девушке, зачарованной в волшебный сон в сердце драгоценного камня, который не может быть разбит, пока не придет подходящий мужчина, чтобы ее освободить.

Меррик провел рукой по тонкой хрустальной оболочке — она гудела, слабо вибрируя под его пальцами. Он покачал головой. Стазисная камера — неудивительно, что его приборы не обнаружили никаких признаков жизни. Камера замедлила все ее жизненные показатели до почти полного отсутствия. Возможно, девушка дышала всего один или два раза в день — если вообще дышала. И сердцебиение тоже было замедлено, вероятно, до одного удара в час.

Меррик хотел увидеть ее лицо, но облако длинных черных волос его заслонило. На одной стороне кристаллической камеры стоял ряд кнопок, и он осторожно нажал на них в указанном порядке. Раздался слабый музыкальный звон, и верхняя оболочка камеры растаяла, как снег под теплым солнечным светом. Наконец, женская фигура была полностью видна.

То, что увидел Меррик, когда открылась стазис-камера, заставило его мрачно нахмуриться. Кто-то бил эту женщину — возможно, даже пытал. Полупрозрачный кристалл скрывал синяки на ее руках и внутренней стороне бедер. Кроме того, ее бледная, фарфоровая кожа была испещрена крошечными жестокими ранками.

Меррик почувствовал неожиданный прилив жалости. Боги, что, черт возьми, с ней сделали? И кто это сделал?

Несмотря на то, что Меррик не отличался умением взаимодействовать с людьми, он не одобрял причинения вреда женщинам. Хотя они пугались его покрытого шрамами лица и грубого поведения, он никогда в жизни не прикасался к женщинам в гневе и лишь презирал тех, кто это делал. Это было ниже мужского достоинства — бить или причинять боль тому, кто не может защититься при нападения. Только подонки могли так поступать.

Конечно, открытие камеры нарушило стазис. Женщина снова начала дышать, и розовый румянец на ее коже свидетельствовал о том, что ее сердце работает в обычном ритме. Но хотя жизненные показатели приходили в норму, девушка все еще не проснулась. Подумав, не было ли на ее лице клейма, Меррик расчесал шелковистые черные пряди ее волос.

На ее щеках не было ран, но кто-то поставил ей фингал темно-фиолетового цвета под глазом, омрачающее тонкое совершенство ее черт. Его большие руки сжались в кулаки при этом зрелище, и Меррик почувствовал странное волнение в груди. Может ли это быть… жалость, которую он чувствовал? Это чувство ему не знакомо, но Меррик подумал, что оно должно быть примерно таким. Против воли его тронули следы насилия, обнаруженные на бледной коже маленькой женщины.

Девушка зашевелилась, и на этот раз Меррик подумал о кукле с идеально прорисованными чертами лица. Но ни одна из известных ему кукол не морщилась во сне от страха и боли. И ни одна кукла не вздрагивала и не плакала, умоляя оставить ее в покое.

— Нет, — стонала девушка мягким контральто. — Нет, пожалуйста… только не снова. Я сделаю все, что угодно, только не надо… — последние слова потерялись в сонном бормотании, но она начала биться в своей хрустальной колыбели, а лицо превратилось в маску агонии. Казалось, что девушка не просто вспоминает боль, причиненную ей, она все еще каким-то образом ее чувствует. Меррик не знал, откуда ему это известно, но был в этом уверен.

Обеспокоенный тем, что девушка может пораниться, он потянулся вниз, чтобы взять ее на руки. Она была такой легкой и маленькой, что казалось, будто он ничего не держит. К его удивлению, девушка сразу же затихла и прижалась к его груди. Ее длинные черные волосы, как шаль, укрыли его руку, и девушка прижалась щекой к его плечу.

И что ему теперь делать? Меррик неуверенно посмотрел на девушку в своих объятиях. Когда-то она должна была проснуться, но не хотелось, чтобы напугалась, когда это произойдет. И давайте будем честными, если она увидит его, обязательно напугается. Правда. Любая женщина, очнувшаяся после травмы и увидевшая его покрытое шрамами лицо и разноцветные глаза, была бы напугана, а не успокоена. Лучше положить ее обратно. Меррик стал укладывать девушку обратно в камеру… и остановился. Она казалась такой маленькой и хрупкой в его руках — изящное украшение, которое может разбиться, если он не будет очень, очень осторожен.

«Не будь дураком, — сказал он себе. — Она такая же женщина, как и все остальные. Уложи ее, пока она не проснулась и не закричала от страха». Но вдруг девушка прижалась к нему, прильнув ближе к его теплу, и его сердце словно пропустило удар. Богиня, что с ним было не так?