Читаем Размышления о профессии полностью

Вспоминая сейчас это время, я понимаю, что Луканин осторожно и уверенно развивал мой вокальный аппарат: вначале избавил от неверных приемов, затем, постепенно высвободив заглубленный звук, осторожно стал его делать более округлым, более тембристым, после чего перешел к развитию диапазона и всегда, во все периоды учебы, требовал выразительного исполнения. У Василия Михайловича приятно было заниматься, каждый урок был радостью. Он ценил шутку, сам шутил, любил, когда шутят другие, — словом, на занятиях возникала атмосфера непринужденности и доброжелательства, которая помогала и педагогу и студентам.

Попав в класс Луканина, я почувствовал, что перешел в руки человека, столь же близкого мне, как и Мария Михайловна, по отношению к жизни, по своим эстетическим, нравственным принципам. Этические нормы, существовавшие в классе Луканина, для меня, как и для любого из его учеников, были крайне важны и, несомненно, в той или иной степени сказались и сказываются на поведении каждого из нас — как в театре, так и в консерватории. Взаимоотношения Василия Михайловича со студентами я взял за основу своих взаимоотношений с моими воспитанниками. Безусловно, все складывается по-иному, но так или иначе стремление создать атмосферу благожелательности в классе идет у меня от Луканина и Матвеевой.

С первых же дней знакомства с В. М. Луканиным я обратил внимание на то, что он совершенно необычно относится к общепризнанным авторитетам в вокальном искусстве. Я тогда еще не был профессионалом, а был, скорее, любителем оперы, пения, причем любителем-слушателем. И все мои кумиры, как оказалось, вовсе не являются кумирами Василия Михайловича. Нечто подобное в отношении к именитым певцам я наблюдал и у Марии Михайловны, но при знакомстве с моим консерваторским педагогом столкнулся с этим в гораздо большей степени.

Когда Мария Михайловна не восторгалась тем, чем восторгались все, я полагал, что причина подобного отношения в некоторой ревности педагога самодеятельности к профессионалам. Но и Луканину была свойственна самостоятельность мнения, при том, что относился он ко всем с полным уважением, без какого-либо злопыхательства. Просто у него были свои взгляды на все, что окружает нас в мире искусства. Лишь позднее я понял, что и Мария Михайловна и Василий Михайлович отличались высоким художественным вкусом и были людьми самостоятельными в своем творчестве. У них существовал свой собственный идеал певца-художника, с которым они и сверяли все явления в области вокального исполнительства. Это не могло не оказывать влияния на учеников Василия Михайловича, и все мы с первых дней обучения в консерватории приучались оценивать и артистов-профессионалов, и своих товарищей, и самих себя по строгим критериям вокального искусства.

Луканин любил посещать концерты как филармонические, так и, быть может, не столь заметные, в консерватории, но только те, которые вызывали его интерес: когда исполнялись произведения, ранее ему неизвестные или только что написанные. Я бы сказал, он больше интересовался программами, чем исполнителями. В частности, он часто посещал концерты в Малом зале имени Глазунова, как известно, целиком принадлежащем Ленинградской консерватории, в котором все исполняется силами студентов и педагогов.

Помню, году в 1962-м или 1963-м Василий Михайлович пришел в класс и стал рассказывать о вечере, на котором студент Валерий Гаврилин показывал свой вокальный цикл «Немецкая тетрадь». Исполнял эти песни Артур Почиковский. Мой учитель высоко оценил дарование тогда молодого, начинающего композитора и предсказал ему большое будущее: «Я слушал вчера новое произведение студента консерватории Гаврилина. Вы знаете, это большой талант». Теперь видно, насколько был прав Луканин, — Валерий Гаврилин стал одним из композиторов, являющихся гордостью советской музыки.

Василий Михайлович, так же как и Мария Михайловна, любил давать своим ученикам произведения Свиридова и Шостаковича. Он всячески поощрял мое увлечение творчеством этих выдающихся музыкантов, которое началось на первых консерваторских курсах и в итоге вылилось в творческую дружбу с ними.

От Луканина идут многие мои человеческие и творческие качества, например интерес к современному зарубежному исполнительству. В то время как раз начали налаживаться интенсивные культурные связи с заграницей, и к нам оттуда стали приезжать крупные артисты. Василий Михайлович весьма чутко уловил все современные тенденции, на которые нам следовало обратить внимание, чтобы стать вровень с общемировым развитием исполнительского искусства — ведь наше исполнительство вследствие многих лет изоляции развивалось несколько иным путем. Василий Михайлович умело использовал все то положительное, что заметил у зарубежных певцов, в своей педагогической практике.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии