И если персонажи Достоевского, интеллигенты и герои русской религиозной утопии сосредоточены на третьей строке, доктор Фауст мономаниакально сосредоточен на четвертой. Огрубляя ситуацию, скажем так: русский интеллигент привык искать чужую вину и свою ошибку, европеец как носитель гуманизма, рессентимента и вечный клиент психоаналитика, напротив, ищет свою вину и ошибку других. Но Фауст (здесь он третий), поскольку для него различие между виной и ошибкой не слишком значимо, существует и мыслит в презумпции круговой виновности (вспомним девиз Хауса:
Предпочтение, отдаваемое прямодушным, фактическим показаниям вещей перед уловками субъектов, опирается не только на позитивное условие воли к истине, но и на негативное условие, принципиальную неспособность к спектральному восприятию роскоши общения, роковое неумение ориентироваться в тумане присутствия, в ауре Dasein. Сам интерьер дисциплинарной науки во многом обусловлен и сформирован фаустовским аутистическим подходом к общению, при котором все избыточное пропадает даром и лишь сухой остаток «позитивного содержания» принимается во внимание. Свидетельства вещей принимаются не только там, где ими приходится и ограничиваться, где внесубъектное сущее свидетельствует на языке математики и экспериментальной науки, вещественные доказательства доминируют над словесными всюду, где фаустовское начало одерживает верх – в юриспруденции, фаустовской психологии (бихевиоризме), медицине, из которой уже исчезла фигура
«Люди лгут» – это простая эмпирическая констатация: дождь идет, уши мерзнут, люди лгут… Можно сделать акцент на том, что человек способен говорить правду и не слишком расстраиваться по поводу привычной фоновой лжи, но для доктора кукольных наук каждое «открытие» на этот счет мучительно. Лгут пациенты и их родственники, лгут коллеги, но – и так утверждает доктор Хаус – симптомы никогда не лгут. Они, правда, прячутся, скрываются, ибо «природа любит скрываться», данный тезис Аристотеля безоговорочно принят фаустовской цивилизации. Другое дело, что, обнаружив укрытие, докопавшись до истины, Фауст не склонен считать вопрос исчерпанным, он обязательно вынесет частное определение в адрес спрятавшего истину.
Показательна в этом отношении последняя серия третьего выпуска, которая называется «Человеческий фактор». Сюжет таков: в клинику к доктору Хаусу попадает женщина с неустановленным диагнозом. Вместе с мужем они бежали с Кубы, где врачи Кастро ничего не смогли сделать и признали болезнь неизлечимой. У супружеской четы оставался незамысловатый выбор: уповать или на Бога, или на доктора Хауса, слухи о котором просочились через не слишком плотный железный занавес. Верующая женщина склонялась к первому варианту, ее неверующий муж – ко второму. Тем не менее супруги решили бежать, воспользовавшись легкой моторной лодкой. Далее шторм, поломка мотора, чудесное спасение беженцев береговой охраной США и, наконец, желанная цель – клиника доктора Хауса. Случай оказался не из легких, но Хаус установил диагноз: острая сердечная недостаточность, несовместимая с жизнью. Женщину пришлось подключить к аппарату искусственного сердца, попытки запустить родное сердце к успеху не привели.