Размышления

40. Либо боги ничего не могут, либо могут. Если не могут, зачем молишься? А если могут, почему бы не помолиться лучше о том, чтобы не бояться ничего такого, ни к чему такому не вожделеть и ни о чем таком не печалиться? И совсем не о том, чтобы чего-то не было или что-то было. А уж, конечно, если боги могут содействовать людям, то и в этом могут содействовать. Ты скажешь, пожалуй: боги сделали, чтобы это от меня зависело. — Так не лучше ли тогда распоряжаться свободно тем, что от тебя зависит, чем рабски и приниженно быть небезразличным к тому, что не зависит от тебя? и кто сказал тебе, будто боги не поддерживают нас и в том, что от нас же зависит? Ты начни молить об этом — увидишь. Этот молится: как бы мне спать с нею! А ты: как бы не пожелать спать с нею! Другой: как бы от того избавиться! Ты же: как бы не нуждаться в том, чтобы избавиться! Третий: как бы не потерять ребёнка! Ты: как бы не бояться потерять! Поверни так все твои моления и рассмотри, что будет.

41. Эпикур рассказывает, что болея он не вел бесед о страданиях тела, и, говорит, с приходившими ко мне я не беседовал о чем-нибудь таком, а продолжал вникать в природу первостепенных вещей и пользуясь случаем следил за тем, как мысль, участвуя в таких телесных движениях, остается невозмутимой и охраняет собственное благо. И врачам, говорит, не давал я кичиться, будто они что-то такое делают, а вел жизнь хорошо и счастливо. Вот и ты, болея, если уж заболеешь, или в других каких-нибудь обстоятельствах — непременно как он. Потому что не отступаться от философии в любых испытаниях, не болтать с обывателем тому, кто вник в природу, — это общее при любом выборе. Быть всецело при том, что происходит сейчас, и при том органе, в котором происходит.

42. Когда тебя задевает чье-нибудь бесстыдство, спрашивай себя сразу: а могут бесстыдные не быть в мире? Не могут. Тогда не требуй невозможного. Этот — он один из тех бесстыдных, которые должны быть в мире. И пусть то же самое будет у тебя под рукой и с жуликом, и с неверным, и со всяким как-либо погрешающим, вспомнишь, что невозможно, чтобы не существовал весь этот род, и станешь благожелательнее к каждому из них в отдельности. Очень помогает, если тут же поразмыслишь о том, какая добродетель дана человеку природой против этой погрешности. А ведь дана ею в противоядие, скажем, грубости — мягкость, против другого — другая сила. И вообще можно тебе переучивать сбившегося с пути, потому что всякий заблуждающийся блуждает в своём задании и сбивается. Да и какой тебе вред? ты же среди тех, против кого ожесточился, ни одного не найдешь, кто бы что-нибудь сделал такое, от чего бы стало хуже твоё разумение, а беда и вредное для тебя существует только там. Что же тогда дурного или странного в том, что невоспитанный делает то, что невоспитанные? Смотри-ка лучше, не себя ли надо обвинять, если не ожидал, что этот в этом вот погрешит. Даны же тебе побуждения от разума, чтобы понять, что этот допустит, надо полагать, эту вот погрешность. Ты же, позабыв об этом, впадаешь, когда он погрешил, в изумление. Особенно когда порицаешь кого-либо за неверность или неблагодарность, к самому себе обращайся — тут уж явственна твоя погрешность, раз ты человеку, имеющему такой душевный склад, поверил, что он сохранит верность, или же, оказывая ему услугу, оказывал её не завершительно, не так, чтобы из самого деяния получить весь его плод. Если делаешь добро человеку, чего ещё хочешь? мало тебе сделать нечто сообразное со своей природой — ещё ты мзды себе ищешь? все равно как глаз требовал бы плату за то, что смотрит, или ноги — за то, что ходят. Ибо как те на то родились и когда действуют по своему устроению, своё уже получают, так человек, от природы благодетель, когда благодетельствует или в средних вещах содействует, сделав то, ради чего он устроен, своё получает.

Десятая книга

1. Будешь ли ты когда, душа, добротной, простой, единой, нагой, более явственной, чем облекающее тебя тело? отведаешь ли ты когда дружественного и готового к лишению душевного склада? Будешь ли ты когда наполненной, далекой от нужды, ничего не алчущей, не желающей ничего — одушевленного или неодушевленного — ради вкушения наслаждений: ни времени, чтобы вкушать их долее, ни мест каких-либо и краев, ни воздушного благорастворения, ни человеческого благорасположения? Когда удовольствуешься ты тем, что есть, и возрадуешься всему, что здесь, когда уверишься, что и все у тебя хорошо и что все это от богов, и будет хорошо все, что им мило, что дадут они ещё во спасение существа совершенного, благого, прекрасного, все порождающего и соединяющего, окружающего, приемлющего то, что распадается, чтобы вновь породить подобное? Ты будешь ли когда тою, которая и с богами, и с людьми может в одном граде жить, ни в чем их не укоряя и от них не заслуживая осуждения?