Кто каждый день за них идёт на бой»
Иоганн Вольфганг Гёте
Всю ночь мне снилось, как я сооружаю в этой халупе печку и замазываю треклятые щели между брёвнами. Зимняя стужа продувала дом насквозь, забирая с собой капли тепла, вечно тухнущего костра. Сколько раз просыпался, чтобы подкинуть в него дров даже и не вспомню. Алариэль, привыкшая к собачьему холоду, крепко спала под ворохом звериных шкур, не реагируя на стук хлипкой двери, что безустанно терзала вьюга. Чтобы привыкнуть к такому морозу определённо понадобится время.
Так и получилось, что окружающая обстановка стёрла грань между сном и реальностью, погружая меня во что-то отрывочное и неприятное. Вроде бы и спал, и снилось, как я выкладываю кирпичом печь, но это все мало напоминало здоровый сон взрослого человека. Скорее, что-то поверхностное. Поэтому, когда за дверью дома стали раздаваться звуки подозрительной возни, я моментально выскользнул из оков дремоты, прислушиваясь. Скрип снега под тяжёлой, разнобойной поступью нескольких десятков человек, приглушённый лязг металла и тихий мужской бубнеж, вселяли в меня нехорошее предчувствие. Сквозь щель под дверью разглядел мелькание бликов факелов, отражающихся в кристалликах снега.
Один из незнакомцев остановился у нашей двери, и уже в следующее мгновение она полыхнула огнём, угрожающе потрескивая промасленной древесиной. Подорвался с настила в сторону Алариэль. Она, казалось, спала крепко, но стоило коснуться ее плеча, как ясные глаза распахнулись и с осторожностью осмотрели мое лицо, подсвеченное бликами разыгравшегося пламени. Доля секунды понадобилась ведунье, чтобы скинуть с себя остаток сна. Алариэль вскочила на ноги и кинулась к громоздкому сундуку.
— Снова Блоррохи пожаловали! — недовольно рычала, выкидывая из залежей схрона немногочисленное отрепье, бесформенной кучей опадавшее у ее ног. Перегнувшись через лицевую стенку сундука, ведунья вынула из самых его низов что-то напоминающее посох и, слава всем здешним богам, топор. Настоящий, с металлическим острым наконечником и удобной рукоятью. Он с удивительной скоростью оказался в моей руке, своей тяжестью придавая уверенности в исходе битвы.
Алариэль стукнула по полу посохом и вывела в воздухе спираль заострённым наконечником, в сердцевине которого белым светом вспыхнул самоцвет. Я удивлённо вскинул брови, проморгался, прикидывая вероятность отравления угарным газом и столь скорого появления галлюцинаций. Но в ту же секунду с рук женщины слетел мощный порыв ветра, сбивший огонь с двери, а с меня оцепенение. Кажется, с сегодняшнего дня, я стал верить и в ведьм, и в колдунов, и в чародеек.
Алариэль поймала на себе мой ошарашенный взгляд и пояснила, неопределённо передернув плечами:
— Бабкин посох иногда приносит больше пользы, чем может показаться.
В голове завопил здравый смысл, настаивая на неправдоподобности происходящего, но я быстро заткнул его. Подобные рассуждения мешают выживанию.
Обгоревшая дверь слетела с хлипких петель от несильного удара ногой. Алариэль смерила меня недовольным хозяйским взглядом, хотя и прекрасно понимала, что, краснеющее от жара полотно, слишком горячо, для того, чтобы касаться его оголенной кожей.
— Сколочу новую. Обещаю.
— Если выживем, — хмыкнула женщина и выбежала на улицу.
Предрассветные сумерки окрасили селение в сливовые тона. Небо, опустилось так низко, что, казалось, ещё немного и оно задушит все живое своим сизым, клубящимся полотном. За сутки я ещё ни разу не видел солнце. Быть может, оно здесь вовсе и не выходит? Потому эти земли и покрыты коркой льда?
Пространство вокруг заполнилось звенящим лязгом металла, криками и плачем женщин, траурным треском пламени, жадным чудовищем поглощающим дома, грозным рыком волков и лошадиным ржанием. Жители беспомощными насекомыми разбегались в стороны от эпицентра битвы, прячась в гуще величественных вязов.
Мы с Алариэль бежали вдоль полыхающих домов, свет и искры от которых оранжево-красными всполохами расплывались по небу. В центре селения в схватке сошлись две противоположности. Блоррохи — рослые, крепкие люди, мощь которых обличена в кольчужные доспехи, настолько надёжные, что топоры противников соскальзывали, оставляя лишь небольшие царапины вместо открытых ран. И мы — некий разномастный сброд, не самый сильный и не самый экипированный. Что могут короткий топор и кожаный доспех против кольчуги, алебарда или глефа? Ничего, если только на вашей стороне не бьются голодные варги.
Между людьми тенями мельтешили волки, раздирая противников на части острыми когтями и перекусывая надвое древковое оружие. Волк Кельвара — самый крупный и норовистый из всей стаи — протяжно выл, вселяя ужас и сея панику среди воинов. Не зазорно и в портки наложить, при таких обстоятельствах. Даже у меня шкура дыбом встала и холодок пробежал по позвонку, а я-то по другую сторону баррикад. И это вот с ним я хотел бороться голыми руками? Бррр.