Разящий меч

Джон Майна шлепнул перчаткой по бедру и принялся пробираться через толпу беженцев, сходящих с поезда.

Насколько хватало взгляда, холмы, простирающиеся к югу и востоку от Кева, были покрыты палатками. Целый палаточный город. В воздухе разносились крики, стук молотков, детский визг и вопли женщин – настоящая какофония. Упряжка лошадей, тащившая повозку со свеженапиленными бревнами, промчалась мимо, обдав Джона грязью. Он посмотрел на свою измятую, запачканную форму и выругался. Самым худшим в армии было отсутствие ванны. Он с отвращением вспомнил, как давным-давно, еще в Армии Потомака, он обнаружил на себе вшей. От этого воспоминания его и сейчас передернуло. Не важно, что все, от их командира Эндрю до последнего новобранца, страдали от того же самого. Эти мерзкие создания были на нем, и только это имело значение.

Он нервно почесался. Интересно, это просто грязь, накопившаяся оттого, что он не снимал одежду уже пять дней, или он снова подцепил эту гадость?

Джон наконец прорвался сквозь толпу, ухитрившись увернуться от делегации городского совета. Они всегда пытались отловить кого-нибудь из представителей власти, чтобы пожаловаться.

Он на минуту задержался, заметив кучу промокших мешков с пшеницей, сваленных прямо в грязь.

— Кто это натворил? Мерзавцы! Дьявольское отродье! — бушевал Джон, указывая на пропадающее зерно.

Ответственный за разгрузку стоял молча.

— Этой пшеницы хватит, чтобы кормить тысячу людей целый день! И все пошло псу под хвост! — кричал Джон.

— У нас тут каждый день приходит по семьдесят пять поездов, — оправдывался начальник станции. — Сущий хаос!

— Конечно, хаос! — отозвался Джон. — Как же еще назвать это чертово сумасшествие!

Он оглядел солдат, стоящих на платформе.

— Кто здесь заместитель командира?

Вперед шагнул сгорбленный старик:

— Григорий Петров, ваше сиятельство.

Старик снял фуражку и закивал лысой головой, словно подтверждая свои слова.

— Петров, теперь вы, черт побери, полковник Петров. Если вы не приведете здесь все в порядок, я вас тоже разжалую и найду кого-нибудь другого.

Он оглянулся на отстраненного от командования офицера.

— Номер полка? Место дислокации?

— Пятнадцатый Кевский. Последний раз я слышал о наших, когда они были к северу от брода.

— Найдите винтовку, забирайтесь в следующий поезд и ищите своих, — сказал Джон и отвернулся, оставив потрясенного офицера стоять с открытым ртом.

— Он старался как мог, — вступился за него бывший заместитель.

— Значит, этого мало, — отрезал Джон.

Воздух прорезал пронзительный свист. Джон обернулся: на станцию тяжело вползал длинный состав. Из вагонов начали появляться люди. Визжали поросята, кудахтали куры; коровы, оказавшись на воле, тут же кинулись врассыпную. На паровозе гордо развевалось красно-золотое знамя. Экспресс направлялся в Рим, набитый счастливчиками, которым надо было всего-навсего проехать по железной дороге триста миль, чтобы попасть в относительно безопасное место.

— Майна!

Джон простонал. К нему бежал Эмил Вайс.

— Где, черт возьми, мои палатки?

— Где-то под Суздалем.

— У меня после последнего сражения – три тысячи раненых, и они лежат на одеялах прямо в открытом поле. Из-за такой безалаберности ежедневно умирает тридцать человек, которых можно было бы спасти!

Джон поднял руку, призывая собеседника успокоиться.

— И кроме того, нужны палатки для жилья, доски для строительства казарм, а самое главное, вода. Они берут ее прямо из Вины, не фильтруя вообще. У меня уже есть пара случаев тифа. Если так пойдет и дальше, скоро разразится эпидемия.

— Позже, доктор.

Эмил шел за Джоном вдоль путей. На другом конце города железная дорога поворачивала на север, поднимаясь на Белые холмы. Джон шел прямо по насыпи, он не замечал следовавшего за ним Эмила, отдавая приказы своим людям. От его взгляда ничто не ускользало – ни рассыпанное зерно, ни брошенный мешок с какой-то провизией, ни сдохшая лошадь, наполовину погрузившаяся в грязь. При виде этого зрелища Джон завопил не своим голосом, приказав немедленно убрать полуразложившуюся тушу. Эмил сморщил нос – воняло от нее просто невыносимо – но не ушел.

— Я понимаю, что ты делаешь все возможное, — сказал он. Голос у него смягчился, и Джон с удивлением оглянулся, обнаружив своего спутника. — Как ты выдерживаешь?

— Как обычно, — буркнул Джон, не желая даже думать о том, как он в действительности себя чувствует. С того дня, как Эндрю объявил об эвакуации, ему казалось, что в животе у него поселился огненный шар. Последние десять дней были для него сущим кошмаром.

— Когда ты в последний раз спал?

Джон рассмеялся, ничего не ответив. Эмил пристально посмотрел на него.

Майна стал медленно подниматься на холм, сил у него совершенно не осталось.

— Сколько тебе лет, сынок?

— Тридцать три.

— Я – вдвое старше, но не задыхаюсь при ходьбе. Мальчик, ты просто надорвался.

Джон поднял руку, словно желая заставить Эмила замолчать.

Рельсы были проложены по Белым холмам на высоте восьмисот футов. Дорога шла вверх, а через четыре мили снова спускалась в долину к Кеннебеку и тянулась дальше.