Роджер Стрейтер в ответ отдал честь. Он служил в Тридцать пятом еще с Антьетама, от сражения под Фредриксбергом у него остался на щеке уродливый шрам. Впервые они встретились в местечке Вассалборо в штате Мэн, где Роджер подрабатывал в качестве грузчика. Винсент сомневался, чтобы Стрейтер помнил, как гнался однажды по улице за «маленьким квакером», грозя поколотить его. Сейчас Винсент почитал за лучшее не напоминать ему о том эпизоде.
Роджер оказался отличным командиром, и теперь под его началом была целая бригада. Однако Винсент почувствовал некоторое пренебрежение, сквозящее во взглядах одного из подчиненных Стрейтеру солдат: молодому широкоплечему великану казалась смешной мысль исполнять приказы щуплого коротышки.
— Первый день обучаешь? — спросил Винсент.
Роджер кивнул.
— Ну, тогда не буду мешать.
Роджер повернулся к солдатам:
— Еще раз! И, черт побери, Алексей, твои парни должны стоять ровно! Построй их как следует!
Офицер отдал честь и помчался к своей роте.
Винсент посмотрел на строй. Перед ним стояли три полка, растянувшись на добрых четыре сотни ярдов, а за ними колонной построились еще два. По крайней мере три полка были вооружены мушкетами, которые поблескивали на солнце. Стена из плоти и стали.
— Бригада! — раздалась команда. — Заход справа флангом… — и через секунду: — Выполняй!
Строй начал разворачиваться гигантской дугой в четверть мили. Винсент медленно ехал вдоль поля, оценивающе глядя на производимый маневр.
Между Вторым и Третьим полками образовалась огромная брешь. Офицеры безуспешно пытались заставить солдат закрыть ее, она все ширилась и ширилась. Строй все больше изгибался, напоминая змею, офицеры выкрикивали команды, солдаты шарахались из стороны в сторону. Третий полк образовал нечто напоминающее перевернутую латинскую букву V. Винсент посмотрел на Роджера, который от злости покраснел как рак.
Наконец перестроение было завершено. Все смотрели, на Винсента, ожидая оценки.
Вместе с Роджером Винсент направился к месту, где стоял командующий римскими войсками.
— Могло быть и лучше, — сказал Винсент. Его голос разносился по всему полю.
Командующий ничего не ответил.
— Намного лучше, черт побери! — продолжал он. — Это всего лишь поле для парадов, а вы не в состоянии построить полк! Если мерки нападут на тот фланг, который будете удерживать вы, нам придется о нем забыть. Его сметут в мгновенье ока! А на войне будет не до парадов, там дым, грязь, там умирают люди, и если вы не хотите, чтобы противник нас смял, надо все делать как следует. А так вы, недоумки, не продержитесь на поле боя и пяти минут!
Он сердито пришпорил лошадь и поскакал прочь. Дмитрий ехал рядом. Несколько минут они молчали, потом Винсент не выдержал:
— Ну давай, скажи это.
— Что я должен сказать?
— Что я никогда раньше не терял терпения и всегда добивался своего, спокойно объяснив, что требуется сделать. Я знаю, о чем ты думаешь.
— Ты сам все сказал, мой генерал.
— Я хочу, чтобы они были готовы убивать мерков, сражаться с этими проклятыми ублюдками.
И он замолчал, мысленно продолжая ругаться. «Я хочу, чтобы их всех уничтожили».
— Я не могу допустить, чтобы эти солдаты совершали глупые ошибки, которые в конечном итоге могут стоить жизни всем нам.
— Можно, конечно, стремясь к этой благой цели, орать на них, — ответил Дмитрий. — Но я помню, что, когда ты был моим капитаном, ты вел себя иначе и все равно добивался своего.
Винсент сгорбился в седле. Он знал, что Дмитрий прав. Но внутри него что-то словно надломилось – он потерял всю мягкость, которая когда-то казалась неотъемлемым свойством его натуры. Наверное, это произошло, когда он разрядил пистолет в корчащуюся фигуру на кресте и понял, что наслаждается ощущением собственной силы. «Господи, смогу ли я когда-нибудь стать прежним?… Но есть ли где-нибудь Бог, который слышит меня?»
Дальше они с Дмитрием ехали молча.
Едва отвечая на приветствия частей, мимо которых они проезжали, он думал о другом мире – мире войны, крови, боли. Им вскоре придется вновь окунуться в него с головой.
От западных ворот города им навстречу мчалась кавалькада. В одном из всадников Дмитрий тотчас узнал Марка. За ним развевался штандарт консула патрициев – орел на пурпурном поле.
Винсент натянул поводья. Щека у него нервно задергалась, как заметил Дмитрий, это случалось все чаще и чаще.
Мрачный Марк остановился рядом.
— Началось. Десять уменов направляются к центру потомакского фронта.
— Проклятье, — пробормотал Винсент, поворачивая лошадь, чтобы взглянуть на бригаду, которая по-прежнему училась делать фланговый разворот. «Мы еще не готовы, и я вынужден сидеть здесь, как прикованный», — подумал он, но спросил лишь одно: — А как дела на юге?
— Никаких известий.
Он кивнул.
— Они пойдут не останавливаясь. У них есть эти проклятые воздушные корабли, а у нас нет. Они будут знать о нас все, а мы можем только догадываться, где их войска, пока они не ударят. Проклятье! — кулаком он стукнул по луке седла. — Еще что-нибудь?
Марк отрицательно покачал головой.
— Мы останемся здесь и будем ждать, как и планировалось.