Разящий меч

— Должно получиться. Мы строили их здесь, в глубине лесов, где безопасно. Если бы мерки узнали, что мы делаем, то разбомбили бы нас уже давным-давно, не дав даже подняться в воздух. А Джеку сейчас придется туго — нужно маневрировать: если поезд поедет слишком быстро, аэростат может снести встречным ветром или он упадет на поезд. В таком случае мы лишимся двигателя. Эти проклятые мерки со своими двигателями могут держаться в воздухе сколько угодно. Где они их, интересно, выискали? Хотелось бы мне разобрать хотя бы один из них.

— Ты знаешь приказ, — тихо напомнил Винсент. — В этих двигателях какой-то яд, их надо уничтожать.

— Я знаю, черт побери!

— Первая битва в воздухе… Хотел бы я на это посмотреть, — задумчиво промолвил Винсент.

— Тебе нравится летать?

Винсент улыбнулся своей странной улыбкой:

— В прошлый раз мне показалось, что это довольно интересно.

Чак ничего не ответил. Послышался свисток поезда.

— Пора отправляться, — сказал Винсент. Все вагоны были битком набиты беженцами из Суздаля. Калин отдал свой личный вагон Чаку и Марку с Винсентом, но они, конечно, впустили туда столько людей, сколько могло уместиться. Поэтому всю дорогу они провели в компании пятидесяти матерей и по меньшей мере сотни детей, каждый из которых старался перекричать других.

Чак морщил нос. Если такое приходится терпеть всем отцам, лучше вообще не иметь детей. Запахи пеленок, срыгнутого молока и немытых детей заставляли его неоднократно выбираться из вагона на открытую платформу. Марк удивил его: он вел себя как настоящий политик и пристроил у себя на коленях пару вопящих малышей. Это было весьма странное зрелище — настоящий римский патриций с орлиным профилем, в тоге и красном плаще укачивает на руках ребенка.

— Да-а, битва будет что надо, — произнес Винсент, глядя на запад.

— Звучит так, словно ты ждешь не дождешься этого. Генерал посмотрел на Чака и усмехнулся:

— Так оно и есть.

Он отвернулся и вышел.

— Странный парень.

Чак взглянул на Теодора, который откровенно завидовал своему брату, улетающему на войну на аэростате.

— Когда война длится слишком долго, она или убивает тебя, или сводит с ума.

— Или и то и другое сразу.

— И такое бывает, — отозвался Чак. Раздался свисток.

— Наш поезд, — сказал Чак. Он подошел к маленькому, как игрушка, паровозу, который должен был отвезти его к ангарам и заводу.

«Делай что хочешь», сказал Эндрю. Вспомнив об этом, Чак улыбнулся. Джон был слишком занят, чтобы заметить пропажу некоторого количества пороха и стали и парочки сверлильных станков. Их можно было приписать к программе по разработке аэростата.

— Почему вы смеетесь? — спросил Теодор.

— Узнаешь. А теперь давай возвращаться, надо запускать «Клипер янки».

— Иисусе, ну и кавардак, — буркнул Пэт. Эндрю согласно кивнул. Железнодорожное депо и впрямь выглядело не лучшим образом. Везде царил дух запустения. Прошло всего четыре дня, а город уже словно вымер — улицы опустели, не слышно было смеха детей, азартного торга на рынке, звона колоколов в церквях. До рассвета уехало еще шесть тысяч людей. Уезжали в полной тишине, не слышно было ни плача, ни криков — враг на другом берегу не должен был ничего заподозрить.

Накануне вечером началась канонада: палили легкие пушки, стреляли с броненосцев тяжелые орудия. Ответа от мерков не последовало, но всем было ясно, что враг по-прежнему там, смотрит, выжидает.

В литейной творилось нечто невообразимое. Сотни рабочих, которые еще пару дней назад вовсю трудились, стараясь выпустить как можно больше снарядов, мушкетов и винтовок, теперь разбирали свои станки, укладывали драгоценное оборудование в ящики и устанавливали их на платформы. Тяжелые станки приходилось тащить к платформам на тележках, а потом поднимать наверх при помощи блоков и веревочных тросов.

— Каждый потерянный день означает, что фронт недополучил триста винтовок и мушкетов, два полевых орудия и кучу снарядов и пуль, — с сожалением сказал Пэт, глядя, как несколько рабочих, надрываясь, тащат к платформе тяжелый пресс.

Эндрю огляделся и вошел в здание, приготовив ободряющую улыбку.

Это место было средоточием всех их усилий. Несколько дней назад в топках полыхал огонь и вокруг летали искры. Рабочие, обливаясь потом, разливали расплавленное железо из доменной печи в литейные формы, превращая металл в пушечные жерла, лафеты и другие детали.

Только благодаря литейному цеху у них оставалась надежда. А как изменился этот завод! Эндрю помнил старый цех, вдвое меньше, который был смыт рекой, прорвавшейся сквозь взорванную плотину.

В соседнем помещении царил такой же хаос. Рабочие перетаскивали тяжелые станки, ругаясь, что невозможно упаковать все необходимое в такие короткие сроки.

На всех заводах, которые стояли неподалеку, творилось то же самое.